Называлось всё это безобразие «Кровавый пасьянс» — за любовь учительницы к оставлению игральных карт на месте преступлений. В итоге её поймал влюблённый в неё местный полицейский, детей отправили в исправительный лагерь, а учительницу он тайно застрелил. Чтобы не смущала своими речами подрастающие поколения.

«Ну, “Кошмар” ещё не самый страшный ужастик в мире. Посмотри, например, “Синистер”. Или “Заклятие”. Да и наши старые отечественные фильмы по жути, на мой вкус, вполне могут его переплюнуть. Например, “Господин оформитель”. Или “Прикосновение”. Меня они пугают даже больше, чем современные».

Виктор, вместо того чтобы спать, начал печатать.

«По сравнению с твоей книгой — всё фигня. Но теперь, после этого списка, я понимаю, где ты черпала вдохновение».

«Можно и так сказать. Хотя, на самом деле, я не любитель ужастиков. Смотрела из любопытства некоторые. Но больше всего ужастиков на меня свалилось год назад, когда ими начали увлекаться близнецы. Они пообещали, что ничего не станут смотреть, пока я не одобрю — излишне жестокие или кровавые я отметала, — вот и пришлось погружаться в эту тему».

«А могла бы просто запретить».

«Смеёшься? С каких пор дети слушаются родительских запретов? Они бы просто начали смотреть свои ужастики втайне от меня. Под одеяло залезли, наушники врубили — и погнали. Но, поскольку я не запрещаю, а просто ограничиваю, они так не делают».

«Ты уверена, что не делают?»

«Уверена».

«А почему ты так думаешь? Может, обманывают».

Я улыбнулась. Забавно, что Виктор, при своём мастерстве в зарабатывании денег на нематериальном, не мог понять, что уверенность по сути та же вера, а вера — это нечто бездоказательное. Она либо есть, либо её нет.

Но свою позицию надо было как-то объяснить, поэтому я напечатала:

«Они знают, что если начнут обманывать, то лишатся моего доверия, а его они ценят больше всего в жизни. И это взаимно. Я ведь тоже их не обманываю. Принцип взаимности — то, на чём должны быть построены любые здоровые отношения, неважно, о ком идёт речь, о родителях и детях или о муже и жене. Они не обманывают меня, а я — их».

Виктор немного помолчал, а потом всё же ответил:

«Красиво сказано. Но я спать».

«Спокойного дня! Кстати, у меня есть ещё один ужастик. Называется “Хруст костей”. Только он юмористический. Тем не менее на ночь читать всё же не рекомендую».

«Спасибо!» — написал Виктор, вновь поставив сердитый смайлик, и я, улыбнувшись, отложила телефон в сторону.

Интересно, он собирается читать все мои книги? Их же до фига. Но не только в этом дело, конечно. Ладно ужастики и прочие неформатные вещи. Но у меня ведь есть и самые обычные книги про семейные отношения, любовь и ненависть, браки и разводы, измены и предательства, ложь и скандалы. И про первую любовь есть, и даже криминальный роман в наличии. И про секретаршу, влюблённую в своего красавчика босса. Вот это, кстати, не просто любовный роман, ещё и эротический. Ха! Надо будет посоветовать его Виктору. Интересно, как он отреагирует на откровенные сцены?

Покачав головой — Ася, о чём ты думаешь? — я ушла заниматься детьми и животными.

32

Ася

Следующие дни я была по уши в делах и о Викторе толком не вспоминала. Во-первых, мне нужно было полноценно заняться нынешним впроцессником — иначе в следующем месяце будет шиш, а не гонорар, и я усиленно писала. Во-вторых, домашние дела и заботу о детях никто не отменял. Ну и в-третьих — животины, особенно Сенька, требовали усиленного внимания. Хотя с ней мне отлично помогали Лика и близнецы — с радостью давали ей лекарства, следили за тем, чтобы она ела, пила, а заодно ниоткуда не грохнулась. Сенька, как и положено кошке, не понимала, почему ей нельзя прыгать с дивана на ламинат, и всё время пыталась это сделать. Ума не приложу, что бы я делала, если бы не дети — они действительно хорошо за ней смотрели, пока я ожесточённо строчила продолжение своего нынешнего романа.

Один раз мне пришло в голову: интересно, а как отреагировал бы Виктор на подобный сюжет? Писала я снова не совсем форматное, хотя история всё-таки была более популярной, чем тот мой ужастик. Книга называлась «За чужой счёт» и рассказывала о мужчине и молодой девушке, которые промышляли тем, что жили за счёт своих возлюбленных. И всё было хорошо у этих пиявочек, пока они не влюбились друг в друга.

На самом деле, я любила нечто подобное — психологический роман о преломлении мироощущения героя, написанный в рамках обычного любовного романа. Начинаешь читать — ничего особенного, очередная книжка про эскортницу и альфонса. Но постепенно читатель добирался до психологического препарирования героя — и вот тут начиналось самое весёлое.

Мне всегда нравилось копаться в характерах, мыслях и поступках людей. И неважно, в каком жанре я писала, — в конечном итоге во главу угла я всегда ставила психологию конкретной личности и её трансформацию из-за событий, описанных в книге. Будь то ужастик или любовный роман про преподавателя и студентку (да, был у меня и такой, позор на мои седины) — главным для меня всегда были не миры, настоящий или выдуманный, и не сюжет, а образы героев.

— Мам, — вдруг окликнул Тёма в субботу вечером, когда мы с детьми уже вовсю готовились к завтрашней поездке на ёжик-пати. Я скорее эмоционально готовилась, а вот близнецы и Лика — физически. Одежду выбирали, принцесса наша рюкзак с игрушками складывала. Столько дел, столько дел! — А если бы ты писала про дядю Витю роман, ты бы сделала его положительным героем или отрицательным?