Тебе. Только тебе, если ты хочешь».

Я сказала ему это руками, губами и сердцем. И когда Мейсон поднял меня над полом, моя душа воспарила.

Я обвила его ногами, сгорая от прилива страсти. Я прижалась к нему, но он отстранился. Я вздохнула и посмотрела ему в глаза, хрупкая и растерянная.

– Айви, я здесь не для того, чтобы остаться. – Он скользнул взглядом по моим растрепанным волосам и опухшим от поцелуев губам. – Я здесь, чтобы вернуть тебя.

Мейсон осторожно опустил меня на пол, и я внезапно почувствовала себя потерянной.

Я поняла, что он пытался мне сказать. Он скоро уйдет. То, что может сейчас произойти между нами, не изменит момента, когда я увижу, как он выходит за порог и исчезает навсегда. От этого расставание станет еще более душераздирающим.

Он обнял мою голову и прижался лбом к моему лбу.

– Поедем домой, Айви, – прошептал он. – Поедем домой, и я обещаю, ты об этом не пожалеешь.

Я смотрела на него. Руки у меня теперь свободно висели вдоль тела. Внутри меня сломанная шестеренка замедлила биение сердце. Где-то был перегоревший провод, какая-то неисправность, которая удерживала меня здесь, в этом доме, в непреодолимой пустоте.

Его руки соскользнули с моей головы. Мейсон уловил замешательство в моих глазах и снова выпрямился. Он молча отошел, подобрал с пола рубашку и, прежде чем надеть, минуту смотрел на нее.

– Для тебя тоже есть билет, – пробормотал он, одеваясь, – он твой, если ты этого хочешь.

Потом он понял, что забыл шапку в машине, и, возможно, чтобы дать мне немного времени, пошел за ней.

Я осталась одна. Оглядела дом, в котором выросла. Фотографии. Отметки на дверном косяке, где папа отмечал мой рост. Все это принадлежало прошлой жизни – жизни, которой больше не существовало и от которой я не могла отказаться. Она привязана к моей душе и подпитывалась памятью о нем. В той жизни он был живой.

У камина, в этом кресле, за столом и за окном – он был везде, куда бы я ни посмотрела, и не имело значения, что я не видела его во плоти, я все еще могла слышать его шепот: «Держись!»

Я поморгала, протерла глаза, уверенная, что ошиблась, но эти слова не исчезли. Они так и остались написанными черно-белыми буквами прямо перед моими глазами.

Я медленно подошла к холодильнику, по коже побежали мурашки.

На дверце висел мой старый рисунок. Неуверенными пальцами я провела по надписи, сделанной тонким маркером, которую никогда не замечала. Нет, ее на рисунке никогда не было.

Я посмотрела на буквы и узнала дрожащий папин почерк. Он написал это до того, как попал в больницу? Я сглотнула и снова посмотрела на рисунок, пришпиленный магнитами.

Он всегда был там, как я себя помнила. Я нарисовала его, когда мне было лет пять: я, папа и позади нас большое заснеженное дерево.

Я помнила тот день. Он не был похож на другие. В тот день мы с папой…

Я покачала головой, развернулась и, как сумасшедшая, побежала в комнату за рюкзаком. Вынула оттуда альбом и скетчбук, вернулась и раскрыла их на кухонной стойке.

Взяла в руки фотографию, с которой все началось: мы с папой обнимаемся на опушке леса. Снимок был сделан в тот же день, когда нарисован рисунок. Я посмотрела на свои грязные коленки, и во мне снова ожили воспоминания, только на этот раз яркие и четкие.

Я не упала. Я стояла коленками на земле.

С колотящимся сердцем я подошла к обрамленной карте в коридоре. Я знала это место, оно было недалеко от дома – к юго-западу от пунктирной дороги, недалеко от маршрута выживания, названного в честь знаменитого пионера Джонатана Блая.

Возможно ли, что…

От волнения я обхватила себя руками, чтобы унять дрожь. Буквы. Последовательность символов. Я потянулась за блокнотом, и предположение превратилось в уверенность: Ж З У Й Л Ф Я.

Мы с папой давали шутливые названия некоторым любимым тропинкам и местам в лесу. Одну полянку мы по-тарабарски называли Жуз-Фляй.

Я посмотрела на буквы и попятилась. Сердце колотилось между ребрами, я в спешке повернулась, схватила ружье и выбежала через заднюю дверь.

Я бросилась бежать через лес. Снег ослеплял меня. Ботинки промокли, я несколько раз чуть не упала, но не остановилась. С горящими от холода легкими бросилась через кусты, замедлила шаг, чтобы сориентироваться, и снова побежала изо всех сил.

Невозможно. Этого не могло быть…

Я резко остановилась. В этом уголке леса деревья редели, и над ними возвышалась величественная ель. Она была именно такой, какой я ее запомнила: красноватая кора и длинные внушительные ветви, доходившие до неба.