– Я правда не понимаю, о чем ты говоришь…

Ну да, конечно.

– Кажется, нам пора идти, – вмешался Джон, взглянув на наручные часы. – Вот-вот начнется церемония награждения.

Остальные кивнули, и Карли, отпуская меня из объятий, встрепенулась, как птичка. Фиона мельком мне улыбнулась, и ее глаза удивительно ярко засияли, когда она взяла Трэвиса под руку.

Вот интересно, успел ли Брингли обойти стенды других школ. Взгляд у него был напряженный.

«Не волнуйся, Коди! – сказал он, похлопывая по плечу парня из нашей студии и подбадривая больше себя, потому что Коди держался абсолютно невозмутимо. – Не принимай все слишком близко к сердцу! Это обычная художественная выставка-ярмарка, каких еще будет миллион! Да и какое значение в конечном итоге имеют престиж, слава, прижизненное признание? Никакого! Мы здесь с благотворительными целями». И нервно рассмеялся.

Карли потянула меня за руку.

– Пойдем!

– Минутку!

Я почувствовала, как на мое плечо легла мужская рука, я в замешательстве посмотрела на Мейсона, который громко сказал:

– Есть еще одна важная вещь.

– Мы опаздываем! – напомнила Карли. – Что бы это ни было, оно может подождать!

– Нет, – пробормотал он, – это не может больше ждать.

Затем он наклонился ко мне и поцеловал на глазах у всех.

Единственное, что я услышала в наступившей тишине, – это приглушенный звук падения моей кепки на пол, а следом – звон упавшей туда же банки с недопитой газировкой Джона.

Было нелегко объяснить всем, что я не двоюродная сестра Мейсона. Теперь, когда вопрос с «Тартаром» закрыт, больше не имело смысла ломать комедию.

Говорил Мейсон. Все слушали его, не перебивая, с открытыми ртами, со странным румянцем на лице. Он не упомянул ни о моем отце, ни о вирусе, сказал лишь, что на то имелась серьезная причина, меня нужно было защитить от неприятностей. Я слушала его, не вмешиваясь. Поддержка Мейсона казалась мне водой из горного источника. Я прислонилась к нему, радуясь, что наконец-то больше не должна ничего скрывать от ребят.

Никто не двинулся с места. Казалось, они бесконечно долго стояли и смотрели на нас, слишком потрясенные, чтобы как-то отреагировать.

Затем произошел взрыв: вопросы, возгласы, удивленные глаза. Фиона посмотрела на меня, прищурившись, и прошептала:

– Значит, это он тот парень, который тебе нравился, да?

Пораженная Сэм трясла головой, а Трэвис, все это время смотревший на нас, раздув ноздри, расхохотался так сильно, что чуть не грохнулся на пол.

Он подобрал мою кепку и нахлобучил ее на голову своему лучшему другу. Мейсон стоял, скрестив на груди руки, с озадаченным выражением лица, пока Трэвис скакал вокруг него и скандировал фразу о том, что его друган всех отправил в нокаут.

А Нейт смотрел на Мейсона с восхищением, как будто внезапно понял тайну вселенной.

И тут произошло еще кое-что, кое-что невероятное.

Нет, потрясающее!

Меня буквально парализовало, когда ведущий назвал нашу школу, а следом – мое имя.

Я, которая в своей жизни не выигрывала ничего, кроме приза за меткую стрельбу по мишеням на сельской ярмарке, не могла в это поверить.

Ребятам потребовалось немало усилий, чтобы затащить меня в конференц-зал.

– Подождите, – бормотала я, – вы уверены, что…

Они завели меня по лестнице на подиум под всеобщие аплодисменты.

Сияющий Брингли взял меня за руку и повел к судьям. Он махал залу, улыбался учителям, которые отвечали ему сдержанными улыбками. Директор ярмарки вложил мне в руку диплом, и я почувствовала, как у меня горят щеки, когда мы встали сфотографироваться на фоне моей картины с привешенной к ней синей наградной розеткой: Брингли, пунцовый от радости, и я, такая же красная, закрывшаяся дипломом по глаза.

– А ты не хотела участвовать! – воскликнул Брингли, гордо похлопывая меня по плечу. – Я в тебя всегда верил! Не возражаешь, если я сфотографируюсь с дипломом?

В итоге я сама его сфотографировала. В одной руке он держал награду, а другой пожимал руку директора. Брингли сиял так, будто только что получил Нобелевскую премию.

Однажды он сказал мне: «Покажи зрителю, сколько красоты ты находишь там, где другие ничего не видят».

И я сделала это – показала свой родной край, его цветы, озера, горы и дышащее свободой небо.

Но главное – в своей картине я выразила надежду. Действительно верно, что сила некоторых вещей заключается в их величайшей красоте.

Домой мы вернулись очень поздно.

Мою комнату заливал розовый свет: небо было похоже на акварель, а океан на горизонте сверкал, как шкатулка с драгоценностями.

Я остановилась в дверях и поблуждала по комнате взглядом. У стены больше не громоздились коробки. Не осталось никаких «но» и «если» в пластиковых пакетах. В углу на мольберте стоял холст, полный красок, а у окна висело несколько карандашных набросков.