– Ты хочешь лишить ее права говорить со мной? – Мать смотрела на него с иронией. – Какой ты, оказывается, собственник, Мейсон. Кто ты для этой девушки?

– Неважно, тебе этого все равно не понять.

Мы уже были в коридоре, и медсестра наблюдала за нами со своего поста. Эвелин заметила это, и ее глаза скользнули по мне с неожиданным любопытством.

– Я знала ее родителей. Может быть, она хочет остаться здесь и поговорить со мной. Ты этого не допускаешь, Мейсон?

Он стиснул челюсти, затем посмотрел на меня сверху вниз. Как мне ни хотелось огорчать Мейсона, но его мать права. Я никогда не встречала никого, кроме Джона, кто знал бы маму и папу, и мое замешательство было равносильно положительному ответу.

– Мейсон… – попыталась я остановить его, но он отпустил мою руку и пошел по коридору, не оборачиваясь.

Ощущая пустоту в груди, я смотрела, как он исчезает из моего поля зрения.

– Кто бы мог подумать, – пробормотала Эвелин, – дочь Кэндис и мой сын…

Я повернулась к ней. Ее глаза внимательно изучали каждую черточку моего лица. У нее был голодный взгляд из тех, что могут поймать в ловушку.

– Откуда вы ее знали? – осторожно спросила я.

– Мы жили в одной комнате в университетском общежитии. Она была самой бесшабашной девчонкой в кампусе, – улыбнулась Эвелин, приоткрыв красивые губы.

– Вы были подругами?

Эвелин как будто задумалась.

– В некотором смысле. Время от времени мы выходили погулять вместе. Именно благодаря ей я и познакомилась с Джоном. Когда Кэндис начала встречаться с Робертом, наша с ним встреча была уже неизбежна.

Я посмотрела на нее с удивлением. Джон и Эвелин познакомились благодаря моим родителям?

– Сходство невероятное, – прокомментировала она, продолжая есть меня глазами. – На мгновение мне показалось, что передо мной молодая Кэндис.

– Какой она была?

Я закусила губу. Эвелин заметила, как дрогнул мой голос, и понимающе закивала головой.

– Ты ничего не помнишь, да? – спросила она приглушенным тоном.

Ответ был написан на моем лице. Однако я не опустила глаза, что ей, казалось, понравилось.

– Я знала, что она мечтает вернуться домой, – начала Эвелин. – Она увешала стены заснеженными пейзажами родной страны… На мой взгляд, довольно унылыми, но она уверяла, что я просто не понимаю этой красоты. Кэндис была странной девушкой, но возможно, именно поэтому необычайно обаятельной. От нее веяло чистотой. С тех пор как она переехала в Канаду с твоим отцом, я больше никогда ее не видела.

«Ты похожа на нее больше, чем думаешь», – сказал мне однажды папа. Мне казалось, он имел в виду только внешний вид, но это было не так.

Услышав сейчас о маме, я испытала странное ощущение – как будто бы вспомнила ее.

– Я слышала о Роберте. Мне жаль. Какая утрата. Имея такой ум, он мог бы совершить столько великих дел. – Эвелин покачала головой, встряхивая густыми волосами. – Уничтожить такое важное открытие… Какое безумие! Ему следовало продать его кому-нибудь по хорошей цене, – добавила она с ноткой зависти, как будто желала оказаться на его месте. – Прославился бы и жил припеваючи как один из величайших изобретателей. Весь мир лежал бы у его ног, а он решил от этого отказаться. – Эвелин улыбнулась и стала похожа на красивую акулу. – Жизнь парадоксальна, не так ли? Порой мы отвергаем реальность и находим в этом своего рода утешение. Роберт достиг бы невероятных высот в своем деле, если бы не убедил себя в том, что ошибся. Как мой сын. Он не может вынести того, что так сильно на меня похож, и даже не осознает, что он моя копия во всем.

Эвелин иронично хихикнула, довольная этими словами.

– Вы ошибаетесь, – сказала я спокойным голосом, – трудно представить себе более разных людей.

Наступила тишина. Она долго меня изучала, и что-то изменилось в ее взгляде.

– Я должна себя поправить, – медленно сказала она, – ты такая же проницательная, как твой отец. Смотреть тебе в глаза – все равно что смотреть ему в глаза.

Я смерила ее серьезным взглядом, прежде чем повернуться и уйти.

Такие люди, как Эвелин, не способны проникать в суть вещей, они скользят по поверхности и думают, что все понимают. И в этом как раз их самая большая ошибка.

Когда вечером я вернулась домой, машина Мейсона уже стояла в гараже.

Я сняла кепку и сандалии и подошла к его комнате. Тихо постучала, прежде чем войти.

Комната была окутана тьмой. Я подошла на цыпочках к кровати. Мейсон лежал ко мне спиной, и я уже знала его достаточно хорошо, чтобы понимать: он не обернется.

Стараясь не шуметь, я села на матрас. Помедлила, затем погладила его по волосам. Хотелось успокоить его, найти дорожку к его сердцу. В такие деликатные моменты я всегда чувствовала себя несуразной, недостаточно чувствительной и все же решила попробовать.