Шрифт:
– Может, тебе стоит повременить с этим?
С явным недоумением девушка спросила:
– Почему это?
Ким взял её за руку, большим пальцем погладил тонкую кожу на запястье и лишь потом тихо проговорил:
– Это опасно. Ну, то есть, на дорогах может случиться всякое. Эти ежедневные аварии. Дураков на дороге знаешь сколько?
Она выдернула руку. Бросив на Кима недовольный взгляд, сдержанно сказала:
– Прекрати, я разберусь.
– Послушай меня, – внушительно сказал он. – Тебе грозит опасность. Эта Оксана от тебя не отходит. Вон она стоит, за твоей спиной.
Женя не обернулась. Несколько секунд она внимательно смотрела на него. В её глазах он снова увидел спокойную отчуждённость и упавшим сердцем понял, что снова поторопился. Снова наломал дров. Она стремительно вскочила, схватила сумку и кинулась к выходу.
– Ну подожди, куда ты! – с мольбой в голосе воскликнул Ким. Женя круто развернулась и холодно бросила ему в лицо:
– Лечись, параноик!
Он бросился за ней следом. Сначала пытался заставить её выслушать его, но этим ещё больше усугубил своё положение. Женя перестала реагировать и делала вид, что не слышит его. Тогда он замолчал, шагая рядом с ней. Молча они дошли до метро, молча вошли в подошедший поезд. Он сел напротив неё, как тогда, в первую их встречу, и как тогда она не обращала на него внимания.
Когда они вышли на своей станции, Ким хотел проводить Женю, но она запретила. Тогда он сел на скамейку и долго смотрел ей вслед, пока спины людей не скрыли её от него.
Опять через пустырь пошла, – понял он, когда Женя направилась к железнодорожным путям. – и попробуй запрети.
Глава 9
Он болен. И болен серьёзно. Теперь она это ясно понимала. И с этого дня она стала думать, как помочь ему. Понятное дело, что его нужно было увести к психиатру, и чем скорее, тем лучше. Но здесь была проблема другого характера: он не признает, что он нездоров. Так же нездоров, как и его мать. Нужно было доказать ему его безумие, а каким образом это сделать, Женя не знала. Так ничего и не придумав, Женя решила, что позвонит ему и попросит, чтобы он обратился к врачу ради неё и ради их совместного будущего. Да, неприкрытая манипуляция. Но важнее, чтобы он понял: она будет с ним, если он согласится на обследование и лечение. Он неглупый, и должен понять, – думала она.
Перед тем днём, когда Женя решилась на звонок Киму, она плохо спала. Воздух на улице прогрелся до десяти градусов выше нуля, а отопление ещё не отключили, потому в квартире было очень душно. Она встала и открыла окно на режим «проветрить». В комнату вместе с ночной свежестью тугим потоком ворвался шум ночного города. Женя легла в постель, натянула одеяло до ушей. Свежий воздух благотворно повлиял на неё, и спустя полчаса она, наконец, забылась сном.
Сначала ей снилось что-то яркое, скачущее в пространстве, бессмысленное и мультяшное. Затем она оказалась в поле, по которому шли стада коз, оленей, Женя вдруг подумала, что если животные увидят её, то могут испугаться. И она начала искать какое-нибудь укрытие, она шла по рытвинам, буеракам, колдобинам, которые никак не кончались, и в конце она перестала понимать, где идёт и куда. Животные пропали так же неожиданно, как и появились, а перед Женей вдруг выросла тёмная фигура человека. Она почувствовала ужас, обуявший её, побежала, спиной чувствуя, как за ней идёт погоня. Она слышит дыхание, ужас в теле нарастает, и когда она чувствует, как рука преследователя хватает её за плечо, она кричит. И этот её собственный крик разбудил её.
Часы на телефоне показывали четыре утра. Женя больше не уснула. Ворочалась до семи часов, затем встала с чугунной от недосыпа головой. На пары она ехала пасмурной, растерянной, в том разбитом состоянии, когда всё валится из рук. Занятия, как назло, шли до 16.00, а после Женины одногруппники уболтали её идти в кафе, где до самого вечера они пили кофе и разговаривали. И когда она, наконец, пошла к метро, маленький заряд энергии вконец иссяк, и в поезде она практически засыпала, роняя голову на плечо соседу.
Единственное желание было поскорее добраться до дому и лечь спать, потому она решила сократить путь и пойти короткой дорогой, зная, что на пустыре сейчас пыльно, это ничего, главное, это сокращало время пути почти на пятнадцать минут.
Надо было перейти железнодорожные пути, за которыми начинался густой, длинный кустарник, растущий по бережку извилистого ручейка. Спуститься к ручейку, перейти его по одному из нескольких самодельных мостиков, сооружённых из досок и чурок. Подняться и, выйдя на широкую тропу, идти через пустырь. Ежедневно этим путём проходили сотни людей.
И когда, перейдя железнодорожные пути, она нырнула вниз к мостику, уворачиваясь от серых веток кустарника, она заметила возле груды досок двоих подвыпивших, развязно-веселых, с пакетом в руках. Один высокий, долговязый, второй пониже ростом, крепкий. Отступать было поздно, да и глупо. Что они могут сделать здесь? Когда в нескольких метрах каждую минуту проходит десятки людей, когда на той стороне всего лишь в двухстах метрах ежедневно дежурит патруль Росгвардии? Потому Женя не остановилась и продолжила спуск прямо в лапы тех, кто давно уже здесь поджидал какую-нибудь одинокую, хрупкую девчонку. Она не знала, что эти двое давно в пятнадцати метрах от мостика в кустах устроили свой притон, зная, что ни одна живая душа туда не заглянет, ни один человек не сунется в их логово и что именно через этот мостик почти никто не ходит.
Всё же странный холодок скользнул между лопаток девушки, и, если бы она могла распознать этот тихий и тревожный голос интуиции, то немедленно повернула бы назад. Тем не менее Женя заколебалась перед спуском вниз. Она достала телефон и, подчиняясь зову сердца, набрала номер Кима и двинулась вперёд.
– Привет. Занят? Можешь поговорить со мной?
Осторожно спускаясь по извилистому спуску, она смотрела под ноги и не могла видеть, как глаза у первого мужика, лицо которого перерезал уродливый шрам, загорелись при виде девчонки, как он торжествующе посмотрел на своего друга. Не могла она видеть и то, что второй, встав спиной к спускающейся, сунул руку в карман и извлёк пузырёк хлороформа и кусок грязной до невозможности тряпки. Не могла видеть, как тот, что со шрамом, часто задышал, напряжённо оглядывая пространство вокруг, чтобы убедиться, что никто не видит их сейчас.