— Не завидуй, — бросаю в нее искусственный цветок.

Вера уклоняется от него, и тот падает на пол, она поднимает его и бросает обратно на стол, к другим цветам, кладет на стол локти и смотрит на меня уже без усмешки:

— А если серьезно: у вас Германом все хорошо?

— Все… непривычно. — Приближаюсь к Вере, чтобы остальные сотрудники галереи не слышали нашего разговора. — Понимаешь, мы жили вместе так давно. Мы оба были молоды, и жизнь ощущалась по-другому. Сейчас все иначе. Это вроде те же мы, но здорово изменившиеся.

— Вы просто повзрослели, Там-Там, — она снисходительно улыбается. — Набили гору шишек с друг с другом и прочими. Пересмотрели свои эмоции, научились управлять ими. У вас появилось понимание, чего вы хотите от противоположного пола. Любить в двадцать и любить в сорок — большая разница, Тамил.

— Эй! Мне тридцать три, а не сорок! — ахаю от возмущения, но Вера лишь смеется.

— Ты поняла, что я имела в виду. Конечно, будет по-другому. Но ведь это же к лучшему, нет?

— Да, Вер.

— А с Володенькой что? — косится на меня.

Веселье проходит, я хмурюсь.

— Я все рассказала ему.

— Ну и дура, — бурчит она.

— Что? — округляю глаза.

— Да я не о том, — отмахивается. — Мне кажется, ему ни к чему были эти подробности про вас с Германом. Он же мягкий.

— Перестань, Вера. Вова нормальный. Если он не распространяет тестостероновые флюиды налево и направо, это не значит, что он тряпка. Он просто воспитанный мужчина, вот и все. И если бы я не рассказала — как ты представляешь себе нашу жизнь? Мы встретимся с ним где-нибудь в ресторане, он увидит нас с Германом и все поймет. Я не хочу вранья. Он не заслужил этого.

— Прости, что полезла куда не нужно, — соглашается со мной. — Тамил, и он что, вот так просто отпустил тебя?

— Да.

— Даже скандала не закатил?

— Какой в нем смысл?

— И морду Герману не набил?

— Нет! Вера!

— Господи… — шепчет. — Я и не знала, что таких делают.

— Каких — таких? Адекватных?

Мы замолкаем. Персонал галереи снует туда-сюда, а мы с подругой замираем. Меня расстраивают ее слова, а Вера, кажется, сама поняла, что сболтнула не то.

— Представляешь, — говорит она тихо, — сейчас нормальные, уравновешенные мужики просто редкость, когда встречаешь такого, сразу начинаешь думать, что с ним что-то не то.

— Так и есть, — киваю и говорю искренне: — Я очень надеюсь, что он найдет свое счастье.

— Ему нужна такая же, как и он. Фанатичка, для которой существуют только работа и пациенты, — произносит со знанием дела. — И жили они долго и счастливо и не покинули здания больницы ни на день.

— Я тебе сейчас язык укорочу! — хватаю ножницы.

— Но ведь я права!

Кое-как успокаиваемся с подругой и возвращаемся к работе.

— Давай уже, выбирай оттенок, — она указывает подбородком на стол с цветами. — Вот тот цвет красивый, персиковый.

— Персиковый не пойдет. Нужна пыльная роза. Все работы выполнены с преобладанием этого цвета.

В ближайшие выходные у нас пройдет выставка талантливой художницы. Она рисует цветы во всех их проявлениях. Идея, над которой мы работаем — интегрировать картины в цветы, чтобы было похоже на оранжерею.

Выбираем цветы с Верой, прикладываем их к стенам и так и эдак. Это только кажется, что все так просто и вообще как два пальца об асфальт. На деле же оттенков тысячи, а у каждого цветка свой тон.

— Все. Останавливаемся на этой линейке.

— Уверена? — спрашивает Вера.

— Я тебя сейчас грохну! — злюсь. — Уверена.

— Хороший выбор, — комментирует она. — Мне тоже кажется, что эти больше всего подходят и по качеству, и по цвету. По периметру мы поставим лампы с желтым свечением, и будет очень натурально.

— Отлично. А теперь давай собираться и уходить отсюда.

Оглядываюсь по сторонам. Персонал уже разошелся по домам.

— Что-то мы с тобой засиделись, — Вера собирает цветы, я помогаю ей.

— Этот выбор — самый нелюбимый момент в моем деле.

— Это потому что сейчас куча всего. Просто миллион атрибутов, вот и усложняется выбор.

Вера закрывает свой чемоданчик и спрашивает:

— Подвезти тебя домой?

— Нет, спасибо. Ты поезжай, а мне еще тут все запереть нужно.