“Вот тут он дал маху, — подумал Мэтт. — Пропажа книги просто обязана привлечь внима ние официальных лиц”. Но тут же он понял, что никто, кроме самого Вулфа Харригана, не смог бы, взглянув на полку, сказать, чего именно недостает. Будь это что-нибудь другое, например фолиант с длинным немецким названием, посвященный пережиткам гностических верований, и Мэтт ни за что не вспомнил бы, какая книга пропала. Нет, он рассуждал верно. Убийца украл книгу, не зная, что сестра Урсула видела ее и разгадала тайну.

Но как? Вариантов было три. Первый, и наиболее вероятный: наличие второго ключа. Второй, самый привлекательный: существование какого-то невероятного способа зайти в запертую комнату и выйти из нее, который они упустили во время вчерашней оживленной дискуссии. И третий, совершенно неправдоподобный: астральные тела еще и книги красть умеют.

Но… Мэтт вдруг прервал ход своих мыслей и радостно рассмеялся. Книгу похитили, потому что вор, он же убийца, хотел подставить Агасфера. Допустим, первый визит в запертую комнату произошел с помощью сверхъестественных сил, но для их вторичного применения причин уже не было никаких. Возжелай Агасфер что-нибудь украсть, он забрал бы свою папку, а не книгу с дыркой от дротика, указывающей непонятно на что. Следовательно, первое загадочное происшествие имело рациональное объяснение, как и второе. По крайней мере, теперь Мэтт нашел способ опровергнуть версию об астральном теле, опираясь на что-то помимо собственного недоверия и ощущения нелепости происходящего.

— Над чем вы смеетесь?

— Доброе утро, Конча. Я и не слышал, как вы вошли.

— Извините. Папа всегда грозил прибегнуть к жестоким мерам, если я войду в кабинет, не постучавшись. Я не знала, насколько вы строги в этом отношении.

— В дальнейшем так и будет. Вам грозят жестокие меры. Но раз уж вы здесь…

— Над чем вы смеялись?

— Если вы так упорно настаиваете, что вы не ребенок, перестаньте задавать вопросы. В вашем голосе звучит “Папа, почему?”. И вы чертовски настойчивы…

— Если я ребенок, не ругайтесь при мне. Съели? Над чем…

— Ладно, ладно. Я смеялся, потому что хоть из-за астрального тела не нужно больше беспокоиться. Ну, теперь вы счастливы?

— Хорошее слово: “счастливы”. — Конча смотрела на пустое место на полке. — Она пропала, да?

— Что?

— Книга о Вильгельме Втором, которой вы интересовались. Между прочим, вы держались далеко не так небрежно, как вам бы хотелось. Я и сама немного поспрашивала и выяснила, что вы опросили всех.

— Наверное, ее поставили куда-нибудь на другую полку. Я просто решил проверить кое-какую отсылку в заметках вашего отца и вспомнил, что видел где-то в кабинете нужную книгу.

— Пожалуйста, Мэтт, не надо со мной хитрить. Загадочные события продолжаются, ведь так? И я обязана про них знать, обязана.

— Зачем? Мистер Харриган мертв. Конечно, вам очень тяжело, но ничего не поделаешь. Маршалл толковый человек, он все выяснит. Это его дело. Правосудие совершится, и мертвый упокоится в мире. Не надрывайте себе душу.

— Вот она, разница в десять лет. — Конча вздохнула. — Неудачный у вас возраст, Мэтт. В моем возрасте правду чувствуешь инстинктивно. В возрасте сестры Урсулы ее знаешь. Но в вашем, или Грега, или даже лейтенанта только суетишься и при молодых делаешь вид, будто знаешь, а при пожилых — будто чувствуешь.

Мэтт улыбнулся.

— Очень глубокомысленно. И что же вы чувствуете?

— Что смерть подводит итог только для того, кто умер. Но что подведет итог для остальных? Мой отец мертв. “Измена выдохлась; ни сталь, ни яд, ни тайный бунт, ни внешний враг, — ничто его не тронет”. В прошлом году мы проходили “Макбета”, — добавила Конча, на мгновение сделавшись опять ребенком.

— Весьма жизнерадостная пьеса. Знаете, что актеры думают о тех, кто ее цитирует?

— Тайный бунт, — продолжала Конча. — Вот оно. Ничто не тронет папу, но кое-что еще может тронуть нас. В том-то и беда. В доме царят подозрение, страх и, может, даже вещи пострашнее. А я знаю, как опасны подозрения.

— Насчет белены? — уточнил Мэтт.

Лицо Кончи вновь превратилось в застывшую маску ужаса.

— Ох, Мэтт, — выдохнула девушка, — если бы я только могла рассказать… но я не могу. Не могу.

Даже вам. — Она прижала ладонь ко рту и на мгновение отвернулась.

— Простите. Кажется, я зря пытался умничать. Больше не буду.

Конча вновь повернулась к нему. На костяшках пальцев виднелись белые отметины зубов, но лицо было спокойным.

— Вы правда умный. Честное слово. Просто молодчина. Но почему вы мне ничего не рассказываете?

— О чем?

Она указала на пустое место на полке:

— Например, об этом.

— Я же сказал. Я искал книгу, но не нашел. Наверное, ее по ошибке поставили не туда.