Шрифт:
— Вот пистолет. — Мэтт протянул лейтенанту оружие. — Вы сказали, он снова его потерял. То есть это…
— Разумеется. Я мог бы драматичным жестом сорвать с нашего гостя бороду, но предоставлю это медикам. Пусть сначала полюбуются на пациента во всей красе. Да, нас снова навестил Свами. На кой кому-то, кроме Зюсмауля, за вами следить? Причем так нелепо. Если хотите еще доказательств, во время драки он начал ругаться, точь-в-точь как вы говорили.
— На каком-то странном языке? Кстати, на каком?
— Это помесь, как и сам Свами. Я просмотрел его досье. Он вовсе не индиец, а наполовину еврей, наполовину цыган и позорит тех и других. Подозреваю, загадочный язык — смесь цыганского и идиша.
— Славный парень, — философски заметил Регленд.
— Я все-таки не вполне понимаю, причем тут Зюсмауль. Хотел бы я…
— Он приходит в себя, — сказала Леона.
Свами Махопадхайя Вирасенанда с трудом приоткрыл мутный глаз и уставился на лейтенанта.
— Кто вы такой?
— Лейтенант Маршалл, отдел убийств. Полегчало, дружок?
— Вы… вы стреляли в меня! — в ужасе проговорил Свами.
— Ничего подобного, ты сам в себя выстрелил. Мораль: никогда не спускай курок, войдя в клинч. Это вредно для здоровья. Теренс Маршалл, “Как жить долго и счастливо”, правило номер шесть. А теперь ты кое-что расскажешь.
— Нет, — голос Свами звучал слабо, но решительно.
— Прекрасно, значит, отказываешься говорить. Учти, тебе плохо. Ты ранен и отправишься в больницу — в полицейскую больницу, Зюсмауль. Если развяжешь язык, залатают как положено. Если нет…
выйдешь оттуда в таком виде, что я на тебя взглянуть не рискну. У меня слабые нервы.
— Чушь какая… — Но в глазах Свами уверенности не было.
— Чушь? Ладно. Как хочешь. Когда передумаешь, будет поздно.
— Может, я сумею его убедить, лейтенант? — спросила Леона.
Маршалл увидел в руках жены пузырек с йодом и подавил улыбку.
— Попробуй.
Леона приподняла повязку и приложила к ране вату, обильно смоченную йодом. Свами издал пронзительный вопль, пухлое тело содрогнулось от боли.
— Это чтоб ты составил приблизительное представление, — намекнул Маршалл. — Жаль, что ты отказываешься говорить. После больницы ты не заметишь особой разницы, оправдают тебя присяжные или нет. Тебе уже будет все равно.
— Еще дозу, лейтенант? — с мрачно-деловитым видом спросила Леона.
— Ладно, — выдохнул Свами. — Я кое-что скажу, так и быть. Пару слов. Не потому что я испугался. Исключительно потому, что я благодарен вам за отправку в больницу.
— Разумеется. Ты не испугался. Зачем ты шпионил за Дунканом? Зачем прятался в его комнате и грозил пистолетом?
— Буду откровенен, лейтенант. Я хочу, чтобы Дункан отдал мне кое-какие бумаги покойного мистера Харригана. Тогда окружному прокурору будет еще труднее притянуть меня к суду во второй раз. Нет ничего незаконного в том, чтобы попросить об услуге, правда?
— Незаконно требовать ее под дулом пистолета.
— Пистолета? Лейтенант, вы думаете, я собирался стрелять? — Свами попытался рассмеяться, но закашлялся. — Воды, пожалуйста.
— Когда закончишь.
— Так вот. Пистолет нужен… только ради эффекта. Это сценический реквизит. Как хрустальный шар. Он создает атмосферу, располагающую к сговорчивости. И не более.
Маршалл сухо заметил:
— Обвинят тебя, скорее всего, в планировании нападения с использованием смертоносного оружия. Судье будешь объяснять про сценический реквизит. А теперь расскажи про Артура Харригана.
— Этот идиот! — взорвался Свами Зюсмауль. — Недоумок! Если бы только я… — Он вдруг затих. — Прошу прощения, лейтенант. Вы ведь имеете в виду Артура Харригана? Сына?
— Да.
— Мы незнакомы. Я подумал об отце. Старшего Харригана звали Артур Вулф. Сына я никогда не видел.
— Так. Допустим, речь об отце. Вы считаете его идиотом, ненавидите… и в прошлое воскресенье он был убит. Где вы находились в тот день?
— Не помню. Трудно отчитаться за каждую минуту. В какое именно время, лейтенант?
— Начиная с пяти часов.
— А, ну это я скажу. И даже смогу доказать.
— Есть такие сволочи, — заметил Регленд, — которые поклянутся в чем угодно.
В голосе полицейского прозвучала горечь — видимо, ему не давали покоя неприятные служебные воспоминания.