Грег, как обычно, поверил в каждое слово и в ужасе замолчал, а Мэтт переключил внимание на разговор двоих пожилых мужчин с тонкими поджатыми губами и индюшачьими шеями. Эта пара поднималась по лестнице впереди них.

— Девятью Девять свое дело сделали, — сказал один. — Мы как следует проучили Харригана. — В старческом голосе звучала радость.

Второй хрипло хихикнул:

— Это еще не все. Ты подожди. Пока что убрали только одного. Подожди, вот как начнем настоящую чистку, увидишь, что будет с красными, католиками и грязными евреями.

Первый почесал лысину.

— Но ведь сам Агасфер — еврей.

— Подумаешь! Иисус тоже был евреем, правда же? Ну и что с того?

Первый, казалось, вполне удовлетворился этой логикой.

— И пускай кто-нибудь попробует нам помешать, — мрачно произнес он.

Наверху лестницы Мэтт столкнулся с Фредом Симмонсом. Отставной бакалейщик, очевидно, разрывался между природным добродушием и ненавистью к шпиону Харригана. Он поздоровался, явно балансируя на грани.

— Здравствуйте, — ответил Мэтт и наудачу добавил: — Мистер Симмонс, это мистер Рэндал. Рэндал утверждает, что я ошибаюсь насчет Храма. Он уговорил меня прийти сегодня еще разок и послушать.

Фред Симмонс просиял и энергично потряс руку страшно смущенного Грега:

— Молодчина, Рэндал. Я пытаюсь внушить Дункану, что такие молодые люди, как вы с ним, — именно то, что нужно Храму. Может быть, вы наконец вытрясете из него дурацкие харригановские идеи. Не возражаете, если я сяду рядом?

В итоге Мэтт оказался между Р. Джозефом и Фредом Симмонсом, а Артур и Грег — с флангов.

Во время органных импровизаций на знакомые до боли темы он слышал, как адвокат отчитывает племянника за неподобающее поведение на прошлой неделе, а бывший бакалейщик искренне, хоть и в жанре монолога, обсуждает догматы веры Древних с новообретенным собратом.

— Я очень рад, что Рэндал привел тебя именно в четверг, — сказал Симмонс, повернувшись к Мэтту. — Сегодня вечер особых знаний. В четверг Агасфер всегда рассказывает, какие опасности угрожают Америке, чтобы мы знали, что делать, когда…

— Когда что?

— Ш-ш…

Высокий тенор запел “Сладостную тайну жизни”. Служба началась как обычно: разошелся занавес, открыв Агасфера в желтом сиянии на пустой сцене. Мужчина за столиком официально поприветствовал собравшихся (Мэтт с удовольствием отметил, как Грегори поморщился, когда Симмонс стиснул ему руку), последовало хоровое пение “Старого христианства”. Оно звучало еще громче и жарче, чем в субботу, если только такое было возможно, — паству, казалось, одушевляли новые силы и рвение.

— Видишь, Дункан, — объяснял Фред Симмонс, — мы знаем теперь, что Агасфер говорит правду. Раньше кое-кто, может, и сомневался. Только не я, конечно. О нет, сэр. Но некоторые, наверное, думали, что это все… как бы понарошку. Но когда мы призвали Девятью Девять и оно сработало… ну, теперь мы знаем, что почем.

В мертвой тишине Агасфер поднялся и вышел на середину сцены.

— Ведомо вам, — негромко начал он, — зачем мы собрались сегодня. Я возвещу истину, и истина сия освободит вас, а равно и нашу великую и прекрасную страну. Но, прежде чем я открою некоторые вещи, которые вам надлежит и подобает знать, я должен взглянуть в книгу, ибо со страниц ее я черпаю послания, которые шлют Древние.

Мэтт взглянул на своих спутников. Артур скрывал напряженное любопытство под привычной маской скуки. Р. Джозеф, склонив голову набок, казалось, внимательно изучал ораторские приемы проповедника с профессиональной точки зрения. Фред Симмонс, затаив дыхание, ожидал слов Агасфера. А Грегори был попросту ошеломлен.

Агасфер подал знак, и прислужник в белом выкатил пустую книгу.

— Ибо сказано в восьмой главе Евангелия от Иосифа, — зазвучал сочный голос, — “Ищущие знания обрящут многое; но знание обретенное дарует всё”. А посему давайте же узнаем, какое знание обрели мы… — Он опустил глаза и принялся изучать пустые страницы.

Внезапно фигура в желтом застыла.

— Нет!.. — вполголоса выговорил Агасфер и принялся вчитываться внимательнее.

Мэтт почти поверил, что на странице действительно что-то написано. Когда Агасфер замолчал, стало совершенно тихо, но теперь по залу пробежал легкий шепот. Фред Симмонс взволнованно подался вперед.

Наконец Агасфер закрыл книгу с хлопком, который пробился сквозь общее бормотание и вынудил прихожан замолчать.

— Я прочел, — медленно и звучно объявил он, — последнее послание, кое оглашу с этого возвышения. Нет, не пугайтесь. Не возвышайте голоса ваши и не дивитесь, но слушайте и внимайте. Я исполняю волю Древних, и лишь одна она направляет жизнь мою. Сначала их веление передал мне Древний Иисус в Иерусалиме, а потом, когда я сделался мудрее, напитавшись великой мудростью Древних, я стал получать наказы от всех Девяти. По их слову я пришел сюда, в Город ангелов, дабы открыть вам истину, известную мне. И теперь по слову Древних я покидаю вас, и куда я пойду, никому не ведомо. Внемлите же прощальным словам Агасфера.

Мэтт повернулся к Симмонсу, но земные вещи перестали существовать для верного ученика. Он не сводил глаз с учителя, который только что произнес столь невероятные слова. Р. Джозеф был поражен не меньше, хотя наверняка испытывал другие эмоции, а Грегори, похоже, дивился сильнее прежнего.

В качестве прощальной речи Агасфер произнес удивительную проповедь, полную гуманизма и терпимости, а потому совершенно не похожую на прежние выступления. Он заклинал людей в память о нем отринуть ненависть, творить добро и защищать демократию, но в последнем не переусердствовать, впадая в нетерпимость, иначе от руки защитников демократия и сгинет. Не слыша привычных четверговых разоблачений и сенсаций, публика сначала беспокойно ерзала, но в конце концов вроде бы смирилась с новой истиной.