Агасфер закончил и отступил, медленно и величественно, к заднику сцены. Прожектора померкли, игра цветов сменилась темнотой. Осталось лишь желтое пятно, падавшее сверху на фигуру проповедника.

— Благословение Девяти, — объявил человек в желтом одеянии, — да, и Девятью Девяти, пребудет с вами вовеки. Ибо сказано в последней главе Евангелия от Иосифа: “Служи Древним, дабы возлюбили они тебя; и они, в свою очередь, будут служить тебе, дабы не иссякла любовь твоя. Ибо превыше всего любовь и служение, и они суть одно”. Прощайте!

Желтый свет погас. На мгновение зал погрузился в абсолютный мрак. Затем ослепительно вспыхнули прожектора. Они осветили сцену — пустую, не считая ошеломленного мужчины за столиком. Занавес опустился, и органист заиграл марш на выход.

— Ого, — произнес Фред Симмонс. И беспомощно повторил, как будто увиденное сократило его лексикон до одного-единственного слова: — Ого!

Лейтенант велел Мэтту и Джозефу пройти за сцену, в комнату размышлений, обещая все разъяснить. Про Артура и Грегори он ничего не говорил, но они увязались следом.

— Потрясающе! — пророкотал Джозеф. — Просто потрясающе! Каким образом Маршалл убедил этого жулика полностью отречься от своей демагогии?

— Лейтенант — удивительный человек, — произнес Артур. — Не удивлюсь, если он убедит вас бросить политику.

Компания остановилась перед дверью желтой комнаты.

— Вы не имеете права! — донесся изнутри гневный возглас.

Мэтт открыл дверь. Сержант Краутер, очень довольный, стоял на страже над человеком в желтом одеянии.

— Не имеем? Ну, здесь вы хватили через край.

— Здравствуйте, — неуверенно сказал Мэтт.

— Здравствуйте, мистер Дункан. Заходите, все вы. Если поместитесь. Лейтенант придет через минуту. Как прошла служба?

— Блеск. Люди никак в толк не возьмут, что стряслось. Сержант ткнул пальцем в сторону Агасфера:

— Он тоже. Эх, — с тоской добавил он, — как жаль, что тут нет моей жены.

— А вот и я, — произнес снаружи голос Маршалла. Лейтенант вошел в сопровождении безупречно одетого Баньяна и… человека в желтом одеянии. У Мэтта глаза на лоб полезли.

Подопечный Краутера вскочил.

— Иуда! — прошипел он.

— Иди к черту, Мейсон, — негромко произнес Агасфер номер два. — Игра окончена, и я избрал наилучший выход.

— Предатель! Крыса!

— Да, несомненно. Ну и что? Тонущий корабль кого хочешь обратит в крысу.

— Слушайте, — сказал Мэтт. — Давайте начистоту. Какого дьявола здесь творится?

— Вот именно, сэр, — прогремел Джозеф. — Скольких людей в желтом одеянии нам еще ждать?

Маршалл указал на своего спутника:

— С этим вы оба знакомы, хотя, возможно, и не узнаете его в гриме. Снимай бороду, разбойник, и пусть джентльмены полюбуются на твое смазливое личико.

Человек в желтом одеянии повиновался.

— Херувим! — Мэтт присвистнул.

— Господи помилуй, — сказал Джозеф. — Тот самый молодой человек!

— Какой молодой человек? — робко спросил Грегори, но ему никто не ответил.

— Удивились? — произнес Робин Купер. — А я-то думал, вы тогда не сомневались, что именно меня видели в роли Агасфера. На всякий случай скажу, — добавил он, — так оно и было, только вы, значит, не знали.

— Тогда, черт возьми, лейтенант, кто же это?

— На сцену, Баньян, — сказал Маршалл. — Ваш звездный час.

Дворецкий выступил вперед, такой же бесстрастный и самодовольный, как всегда, и начал:

— Боюсь, я должен предварить свою речь извинением в адрес семейства Харриганов, которые, за исключением мистера Вулфа, знали меня под вымышленным именем.

— Я понял, — сказал Артур. — Вы инспектор Баньян из Скотленд-Ярда.

На лице Агасфера (того, за которым присматривал Краутер), обычно бесстрастном, живейшим образом отразились узнавание и изумление.

— Баннистер! — воскликнул он.

Баньян поклонился.

— К вашим услугам. На самом деле я — если позволите небольшое автобиографическое отступление — Доминик Уиндэм Баннистер, бывший епископ церкви Непреложного Спиритуализма — впрочем, должен признать, самозваный. Я находил это занятие приятным и доходным, пока мистер Харриган не разоблачил некоторые мои действия. Когда я намекнул, что не имеющий профессии и лишенный наследства отпрыск аристократической семьи вынужден по мере сил зарабатывать на хлеб, мистер Харриган предположил, что из меня, с моими качествами, получится превосходный дворецкий. Я склонен признать, что он оказался прав.