Потом она замолчала. Ее дыхание было прерывистым.

Солнце взошло над все еще бодрствующим Кристофером. Дриада принесла ему хлеб из грецких орехов и чашу, наполненную абрикосами, обжаренными в меду.

– Эта пища приготовлена из плодов, собранных с деревьев дриад. Она даст тебе больше сил, чем любая другая еда.

Мэл закашлялась и поморгала.

– Воды, – прохрипела она.

Эрато влила ей в губы немного воды, а Кристофер обмакнул кусок хлеба в сок абрикосов и положил его в рот девочки.

– Ты как?

Мэл с трудом села, прислонившись спиной к дереву. Она улыбнулась, но мальчик видел, чего ей это стоило. В этой улыбке заключался весь мир.

– Я все расскажу тебе, – сказала Мэл, – но не сегодня.

Ее голос изменился. Он стал более хриплым, словно зелье обожгло ей горло.

Мэл снова легла, но глаза ее оставались открытыми. Кристофер предложил ей еще воды, однако девочка только отмахнулась.

– Налево, – бормотала она. – Налево и налево… направо, и прямо, и снова налево. Направо… и налево, и три раза направо. – Мальчик улавливал только половину того, что она произносила. – Налево, и налево, и через яму в земле. И направо, и налево, и прямо, и направо…

– Лабиринт? – спросил он.

Мэл кивнула.

– Мы должны идти, – сказала она, попыталась встать и тут же рухнула обратно. Кристофер не успел ее подхватить, и девочка упала на бок, расцарапав щеку и подбородок.

Мэл покраснела, потом побледнела, снова попыталась встать, и снова ничего не получилось.

– Ноги, – сказала девочка и закрыла глаза. – Они не идут.

– Как же она пройдет лабиринт, если не может ходить? – спросила дриада.

– Очень просто, – проговорил Кристофер. – Вообще это один из немногих простых вопросов, которые мне здесь задали. С ней пойду я.

Кристофер нес Мэл к лодке через лес и город. Девочка почти не приходила в сознание, и, хотя она была худенькой, ему приходилось время от времени опускать ее на землю, чтобы перехватить поудобнее.

Во время этих коротких остановок он перекусывал, и еда придавала ему сил.

Дриады дали ему корзинку с яблоками, сливами, грушами и абрикосами, и эти плоды не были похожи на те, которые он ел в своем мире. Они словно были наполнены шутками и смехом.

Наконец Кристофер добрался до лодки и уложил в нее Мэл. Вокруг ее лихорадочно блестевших глаз залегли болезненные фиолетовые тени, и сама она дрожала не переставая.

Жак выглядел раздраженным, хотя Кристофер сомневался, что научился читать эмоции на мордах драконов.

– Что ты с ней сделал?

– Ничего. Она сама это сделала.

Поморщившись от напряжения, мальчик поднял парус и посвятил Жака в свой план: если Мэл так и не сможет ходить, он пронесет ее по лабиринту на руках.

– Она – Бессмертье. Ты не должен идти с ней. Надо подождать, пока она будет готова пройти его сама. Еще ни один смертный не возвращался из лабиринта.

– А что, если она никогда не будет готова? – Кристофер почти выплюнул эти слова в дракона, маленькая капелька слюны даже упала на его крылья. – Последний человек-Бессмертье, тот, что сказал «нет», как его там… Марик… У него ушли месяцы на то, чтобы снова научиться ходить. Вдруг с Мэл будет то же самое? Нам нельзя ждать! Гримур может быть потерян навсегда! И дело не только в Архипелаге – это касается всего мира, понимаешь? Под угрозой мой мир, мой дом, моя семья!

Мальчик подумал об отце, о дедушке, которого не успел ни о чем предупредить. Если случится страшное, он не сможет их поддержать. Эта мысль пронзила его насквозь, и он чуть не выпустил леер из дрогнувших рук.

Жак отвернулся:

– Ты забываешься. Нельзя разговаривать с драконом в таком тоне.

Он молчал с полчаса, прежде чем снова заговорил с Кристофером:

– Лодка Бессмертья изготовлена из дерева дриады…

– Я прекрасно знаю это, спасибо.

– Так что тебе не надо грести или управлять парусом. Ты можешь просто сказать ей, куда тебе нужно.