Веревочная петля зацепилась за выпирающий камень. Кристофер потянул за нее, сначала осторожно, а потом с силой. Затем вознес про себя короткую молитву и шагнул в пропасть.

Веревка натянулась. Кристофер раскачался и, пролетев над пропастью, приземлился на руки и колени.

– Я перебрался! – воскликнул он. – Я в безопасности!

Никто не откликнулся. Он не испытал той радости, которая наполнила его, после того как они прошли через ловушку со стрелами. С ним не было Мэл. Он поднялся на ноги, смотал веревку и пошел дальше.

Повернул налево, снова налево, направо. Дважды свернул – резко направо и снова направо, как вдруг свет погас. Мэл о таком не говорила. Должно быть, это что-то новенькое. Кристофер оказался в полной темноте.

Было так темно, что он не мог понять, открыты его глаза или закрыты. Но вдруг он почувствовал кое-что еще – по пещере расстилался прохладный туман. Его руки покрылись влагой, дымка поднялась к самому лицу.

Мальчик замешкался, но положил одну руку на стену и продолжил путь. Налево. Налево. Направо. Снова налево. В воздухе чувствовалась влага, сердце Кристофера сжималось от холода. Его окутала темнота.

Кристофер шел дальше. Он потерял счет времени, не думал ни о чем – только проговаривал про себя повороты. Направо. Налево.

Вокруг царила темнота. Туман становился все холоднее. Липкий, он оседал на одежде. От него пахло мертвечиной. Кристофер понял это, когда сделал глубокий вдох. Это было ужасно.

Мальчик сосредоточился и представил дальнейший путь, чтобы убедиться, что все еще его помнит. Маршрут, повторенный тысячу раз, буквально отпечатался в сознании, а вот все остальное казалось размытым.

Кристофер шел и шел. Минуты превращались в часы, и вскоре время стало казаться чем-то бессмысленным. Он перестал понимать, как долго идет по темноте с одной рукой, вытянутой вперед, а другую не отрывая от стены лабиринта.

Кристофер вдыхал туман, и в нем разгоралась зависть к тем, кого здесь не было. Она словно пропитала внутренности – желудок, легкие, горло. Зависть не похожа на другие эмоции. Она пожирает тебя, как саранча, и избавиться от нее очень непросто.

Кристофер постарался думать о папе, дедушке, маме, об их любви, о том, как они могли бы поддержать его, воодушевить, но в сердце ничего не отозвалось, словно окружающая тьма проникла в его разум.

Туман вдруг превратился в серый ветер. Он проникал сквозь кожу. Тьма разрасталась в душе мальчика, а вместе с ней – страдание и злое, глухое отчаяние. Сколько же зла он успел совершить за столь короткую жизнь.

Кристофер споткнулся. Из грязи под ногами торчало что-то острое – то ли камни, то ли кости. Держась левой рукой за стену, он наклонился и нащупал какой-то предмет, но любопытство быстро его оставило, и он бросил находку обратно в грязь. Раздался мягкий шлепок, и откуда-то из лабиринта донесся звериный рев.

Кристофер шел дальше. Чем глубже он вдыхал туман, тем яснее понимал, что идея о добре и зле была чей-то манипуляцией. Так называемая совесть – лишь способ контролировать слабых. Любовь – всего лишь иллюзия. Кэвил был прав: «Надежда – это ложь, в которую верят бессильные, пытаясь себя успокоить».

Мысли лениво копошились в его голове. Люди – всего лишь гниль. Крысы с воображением. Раньше Кристофер мечтал о том, чтобы его жизнь обрела смысл. Он хотел стать частью больших вечных истин, но все это оказалось заурядной ложью. Острые обломки разрушенных мечтаний наносили удары по его душе.

Темнота заполнила все существо Кристофера. Все превратилось в кошмар.

Его сердце превратилось в железный шип.

Единственной истиной была грязь под ногами. Остальное просто: все скоро умрут. Сто двадцать четыре. Направо. Сто двадцать пять. Налево. Сто двадцать шесть. Налево.

Он подумал, стоит ли остановиться и передохнуть, но и эта мысль ему показалась лишенной всякого смысла.

Кристофер шел дальше. Сто тридцать. Налево. Он умрет здесь: теперь он был в этом уверен.

Он будет идти, а когда силы оставят его, сядет у стены и умрет. На секунду ему стало так невыносимо грустно, что во рту стало горько. Но потом и это перестало иметь значение. Мысли утекали, как черный песок сквозь пальцы, и он уже не мог их разобрать. Не осталось ничего, кроме «налево, направо, направо, направо».

И тут впереди раздался стук копыт.

Какое-то существо вылетело из-за угла и врезалось в Кристофера. У мальчика не было времени ни на то, чтобы нащупать опору, ни на то, чтобы подумать, ни на то, чтобы вскрикнуть. Нечто ударило его сначала в голову, а через секунду – в грудь: какая-то тварь на четырех ногах, мохнатая, с зубами. Кристофер упал на спину, обмяк и не мог даже закричать. Что-то потянуло его за руку.