Пока я встаю, открывая верхний ящик стола, чтобы вернуть зажимы на место, она двигается. Поднять верхнюю часть тела до того, как я ей это разрешил, — значит навлечь на нее неприятности.

Ее покорность не заканчивается, когда мы оба кончим. Она чертовски хорошо это знает.

Не глядя, я засовываю в нее зажимы и отчитываю ее с легкостью Доминанта.

— Я говорил тебе… — начинаю я, и моя рука поднимается, чтобы опуститься на ее задницу. Но мне не удается закончить. Слова заглушаются, когда Брейлинн отступает назад. Примечательно, что ее руки поднимаются, как будто я собираюсь ударить ее по лицу.

Что за фигня? Все падает. Как будто все падает в этот момент. Только так можно описать ее мгновенную реакцию.

Рухнув на спину, она чуть не падает со стола, и мне приходится поддерживать ее туловище, чтобы этого не произошло. Шипя, я едва ее ловлю.

— Что ты делаешь?

Напряжение пронзает каждую мышцу, Брейлинн застывает. Она сглатывает и только тогда поднимает на меня взгляд.

Что, черт возьми, только что произошло?

— Брейлинн. — Я произношу ее имя мягче, прежде чем сказать ей вернуться в исходное положение. Мое сердце колотится в груди.

Кивнув, она делает это, с нетерпением, но страх отчетливо виден в ее взгляде. Мой пульс не перестает стучать в ушах, хотя. Она кладет голову вниз, другой щекой опираясь на стол. Возвращается в положение, как хорошая девочка.

Я, не торопясь, застегиваю молнию на брюках и пуговицы на рубашке, предварительно вытерев ее и убрав беспорядок, который она устроила.

Все это время она молчит, изредка оглядываясь на меня и задавая вопросы.

О, мой маленький любимчик, определенно будут вопросы.

Засучив рукава, один за другим, я обхожу стол.

— Ты думала, что я тебя ударю, — говорю я, сосредоточившись на рубашке.

Она только поворачивает голову.

— Я просто… — она замолкает и громко сглатывает.

— Да. Ты это сделала, не так ли?

— Да, — шепчет она.

По коже ползет онемение. Больно и холодно, эти два слова мне уже не раз и не два называли.

Я думал, что она наслаждается этим. Мой разум возвращается к мысли, которую я решил проигнорировать: она могла делать это из скрытых мотивов.

— Почему ты так думаешь?

— Я не знаю, — бормочет она и отказывается смотреть на меня. Мне приходится наклониться, чтобы схватить ее за подбородок, а другой рукой я обхватываю себя. Ее широкие темные глаза смотрят на меня, умоляя о чем-то, и я не знаю о чем.

— Это из-за той первой ночи? Когда я ударил того ублюдка, который пытался переспать с тобой? — Связки на моей шее напрягаются. Это было чертовски глупо. — Я не…

— Дело не в тебе, — торопливо выкрикивает она, прерывая меня.

Отпустив ее, она откинулась назад, как ей и положено, и я делаю предположение.

— Кто-то другой тебя ударил?

Она только кивает, а затем шмыгает носом, словно вот-вот заплачет.

Мне ни черта не нравится во всем этом. Все будильники звонят, мое тело напряжено.

— Вот так? Как будто я наказываю тебя…

— Нет, не так.

— Тебе это не нравится? Ты хочешь остановиться?

Ее слова торопливы:

— Я не знаю, почему я… — Слезы наворачиваются на глаза, и я это чертовски ненавижу. — Я не знаю, почему я так отреагировала.

— Ты собираешься плакать? — Я не знаю, что заставляет меня спросить ее. Конечно, она собирается. Она уже плачет.

Я поднимаю руку к затылку и поднимаю ее, пока она качает головой так сильно, как только может, прежде чем сказать:

— Мне просто неловко.

Ее лицо краснеет еще сильнее, когда она пытается сдержать слезы.

Решив, что мне нужно сделать, я двигаюсь целеустремленно, обхватив ее талию рукой.

— Иди сюда. Ты можешь встать.

С ее маленьким телом, убаюканным на руках, я переношу ее в кресло. Она делает то, что делает всегда, прижимается ко мне, прячет голову, чтобы я не мог ее видеть. И я делаю то, что делаю, я держу ее.

Я готовлюсь к тому, что она заплачет, но она этого не делает.

— Расскажи мне, что случилось. — Я тихонько шепчу ей. Терпение не дается легко. Все время, пока мы сидим, я целую ее волосы и смотрю вперед на книжную полку, уставленную множеством тяжелых безделушек, которые я мог бы с легкостью разбить о череп мужчины.

— Я вышла замуж, когда мне было восемнадцать и не знала ничего лучшего. Мы развелись.

Каждое утверждение произносится тихо и осторожно.

Я уже знал, что она была замужем, но я предполагал, что это уже сделано и закончено. Мне не приходило в голову, что он испортил моего маленького питомца реакциями, которые я не могу контролировать.