— Заканчивай, живодер, — насмешливо бросил он своему знахарю. — Наши гости наверняка проголодались, а ужин почти готов.

Жан-коновал кивнул в знак того, что понял приказ, и принялся обматывать колено Гилла таким длинным бинтом, словно намеревался свить вокруг ноги кокон. Гилл молчал, видно, боясь поддаться порыву и действительно заехать спасителю кулаком в глаз.

Дик, провожая взглядом уходящего Паганаччо, быстро прикидывал в уме их с Гиллом шансы на успех.

— Нам понадобится оружие, — сказал он тихо. — А еще лампа, трут, компас и веревка.

Жан-коновал многозначительно поднял глаза к своду пещеры.

— Лампа прямо над вами, сударь, а полотна я намотал на вашего слугу достаточно. За веревку сойдет. Трут и компас я достану после ужина, но на оружие даже не рассчитывайте. Капитан сразу же заметит пропажу.

3

Они доиграли комедию до конца. После ужина Дик взялся за письмо к настоятелю, мучительно соображая, как бы половчее предупредить того о подлинных намерениях Паганаччо. «Капитан» не дал пленнику ни сургуча, ни воска, любезно заявив, что сам запечатает записку. Решение пришло само, когда Дик в задумчивости принялся выводить дату. «Канун ночи св. Гермия» – поставил он в правом углу листа, и в ушах у него как наяву зазвучал голос отца Канио, словно они все еще сидели вместе возле холеной гончей, которую достойный аббат готовил к празднику. «Я думаю, достопочтенный отче, – писал Ричард, кратко изложив суть дела, – что на Паганаччо можно положиться: он весьма напомнил мне того приятеля вашего высокопреподобия, о котором вы рассказали мне, когда я навестил вас на псарне».

Обещанная Жаном-коновалом суматоха началась в самый глухой предрассветный час. Впрочем, наверху, возможно, уже светало – летом в Гальтаре солнце встает в два часа, однако в пещере еще царила глубокая темнота. Большая часть ламп была потушена, костер почти догорел; охранники, поставленные стеречь пленников, откровенно спали на посту, хотя дозоры у выхода наверняка бодрствовали.

Шумиха началась с той стороны. Знахарь не соврал: услышав тревогу, Паганаччо поднялся и выбежал вон, а следом за ним, хватаясь за оружие, бросилось с десяток разбойников. Продравшие глаза охранники наблюдали за пленниками еще с четверть часа, но потом покинули свой пост и отошли поближе к выходу. Снаружи слышались приглушенные голоса и беготня: момент был удобный. Гиллалун, который за это время сумел незаметно размотать свою ногу и скрутить тонкое полотнище в некое подобие жгута, сунул в руку Дика конец импровизированной веревки.

Они быстро отвалили камень, закрывающий вход к катакомбы. Гиллалун, обмотавшись вокруг пояса, первым протиснулся в колодец, и Ричард, налегая всем телом, принялся осторожно спускать его вниз. Ему самому пришлось прыгать наудачу, но его-то ноги были целы, да и длина веревки показывала, что нижний ярус лежит не слишком глубоко. Дик сожалел только о том, что не может вернуть камень на прежнее место: это еще на полчаса сбило бы преследователей с толку.

Он спрыгнул благополучно. Гиллалун молниеносно смотал веревку и тут же на ощупь захромал вперед. Ширина коридора позволяла идти лишь поодиночке, и Ричард двинулся следом за ним, время от времени спотыкаясь о какой-то мелкий мусор под ногами.

Минут через десять Гилл остановился, наткнувшись на первое ответвление коридора, и принялся рыться в складках рясы в поисках светильника и трута. Вспыхнул слабый огонек. Ричард, забрав у Гилла плошку, поднял ее повыше над головой: отсюда свет уже не мог достичь колодца, через который они спустились. Покуда телохранитель пытался сориентироваться по компасу, Ричард осмотрелся.

Они находились в узком прямом коридоре, вырубленном в какой то вулканической породе – вероятнее всего, в туфе. Камень был достаточно мягким, чтобы легко поддаваться молотку, но и достаточно прочным, чтобы надежно держать своды. Туннель, в котором едва разошлись бы два человека, нигде, однако, не менял ширины – во всяком случае, так казалось в неверном свете фитиля. Здешний воздух, хотя и не свежий, тем не менее, был неожиданно чистым. Дик провел по стене рукой, и ему вдруг почудилось, что шершавый камень дышит, как живой, пропуская утреннюю прохладу с поверхности сквозь невидимые взгляду поры. Неожиданно ладонь юноши нащупала выступ, и он поднес тусклый светильник поближе к стене, чтобы осмотреть неровность. На уровне его плеча тянулась широкая доска правильной геометрической формы. Ее испещряли какие-то цветные пятна, и Дик повернулся к ним лицом, чтобы получше определить природу своей находки. В мигающем свете тени слегка расступились, и юноша едва не вскрикнул от неожиданности: прямо на него со старинного изображения глянули его же собственные серые глаза.

— Прародитель Лит, — благоговейным шепотом произнес Гиллалун, заглянув Дику через плечо. — Видать, абвениатское захоронение. Как пить дать, тут намалевана Божья охота, вашмилость! Глядите: Прародитель как раз скликает своих собак.

— Или святой Гермий зовет свою гончую, — усмехнулся Дик, вздыхая от облегчения и щурясь на безыскусно нарисованного двойника. К добру или к худу, подумалось ему, им встретилась древняя икона Победителя в день его церковного праздника?

Гиллалун на мгновение задумался.

— Это Лит, вашмилость, — всё так же шепотом вынес он вердикт. — Вон тут, в правом углу, виднеется знак Скал, а не символ Создателя. Абвениаты всегда так делают. Они ж поганые язычники и не веруют во всеблагого Творца.

Да уж, вера самого Гиллалуна была куда как шире!

Дик едва не уткнулся носом в стену, рассматривая выцветшее пятно, которое телохранитель определил как знак Скал.

— А все-таки эспера тут была, — пробормотал он задумчиво. — Позже ее закрасили, но очертания все равно проступают, видишь? — и Дик обвел пальцем контуры полустертой семилучевой звезды. — Похоже, когда-то это была эсператистская могила.

— Похоже на то, — признал и Гиллалун, придирчиво изучая рисунок. — Вы глазастее меня, вашмилость. Сталбыть, абвениатский покойник нашел хорошее местечко и выжил-таки из могилки доброго эсператиста! — В тоне телохранителя почудилось даже что-то вроде одобрения.

Ричарда передернуло от отвращения.

— Нам туда, вашмилость, — определил Гилл, сверившись по компасу. — И нам бы надобно поторапливаться.

Они пошли на север так быстро, как только позволяла больная нога Гиллалуна, «вылеченная» Жаном-коновалом. Туннели повсюду оставались одинаковыми: нигде не расширяясь, но нигде не сужаясь, они пересекали друг друга всегда под прямыми углами. В одних коридорах уходящие в стену могилы были вскрыты гробокопателями, в других остались нетронутыми. В этом последнем случае слабый огонек светильника выхватывал мраморные или алебастровые доски с надписями на старогальтарском и разнообразными эмблемами: то с изображением эсперы, то со знаками ушедших богов. Кое-где на отштукатуренной поверхности кирпичной кладки, закрывающей большие захоронения, появлялись росписи – может быть, эсператистские, может быть, абвениатские. Из-за недостатка света судить было трудно, но однажды Дику бросилось в глаза лицо Анэма, чьи длинные черные волосы развевались на нарисованном ветру. Бог подносил к губам охотничий рог. А может, это была икона святого Адриана?