Кроме того, нельзя не отметить, что отечественная буржуазия поспешила перевести свои предприятия на военные рельсы, практически совершенно отказавшись от производства товаров народного потребления. С одной стороны, данный процесс был неизбежен вследствие невозможности казенной промышленности удовлетворить потребности вооруженных сил. А с другой – правительственные заказы давали неизмеримо большую степень прибыли, нежели удовлетворение потребности населения в промышленных товарах. Поэтому даже после того, как казенные и наиболее крупные частные заводы в 1916 году сумели наладить снабжение Действующей армии всем необходимым для успешного ведения войны, частные предприниматели не спешили отказываться от казенных заказов, пользуясь услугами лоббирующих право на получение таких заказов деятелей Государственной думы и оппозиционных кругов в целом. Хотя надо признать, что взяточничество чиновничества в годы войны достигло столь крупных размеров, что за соответствующую взятку можно было получить все, что угодно. Один из экономистов социалистического толка, С. Н. Маслов, в 1916 году отчетливо указывал: «Страна очутилась как бы в положении изолированного государства, предоставленного собственным силам. Русской промышленности представился исключительный случай проявить свою жизнедеятельность при почти полном отсутствии какой-либо конкуренции извне. То, чего добивались русские промышленники путем таможенной политики, оказалось достигнутым благодаря военным событиям. Однако, русская промышленность не оправдала своего назначения. Изоляция от заграничной конкуренции, как и следовало ожидать, послужила надежным средством для повышения цен, но это не повлекло к расширению производства» [294] .

Поэтому главную свою заслугу в деле снабжения фронта оружием и боеприпасами буржуазия (если судить по полемике П. Н. Милюкова с черносотенским лидером Н. Е. Марковым 2-м) видела не в собственных усилиях, а в том давлении, которое она якобы оказывала на правительство, чтобы оно взялось за дело: «Но мы заставили дать!» – заявлял Милюков. Выходит, что правительство не желало воевать как следует, а оппозиция заставила ее это сделать. И такая глупость рекламировалась на всю страну как проявление ума и сообразительности. Пока только рекламировалась глупость, скоро дойдет и до антиправительственной пропаганды, что в условиях военного времени может квалифицироваться ни больше ни меньше, как государственная измена.

Недаром в сентябре 1915 года, спустя всего лишь несколько недель после смены Верховного Главнокомандования, образования Особого совещания по обороне государства и создания Прогрессивного блока, глава военно-морской комиссии Государственной думы А. И. Шингарев нестеснительно заявил, что война есть пролог к переходу власти. Переходу, естественно, от монархической системы к буржуазии. При этом, что немаловажно, Шингарев увязал каждую новую внутреннюю уступку государственной власти с внешним поражением: «После севастопольского грома пало русское рабство. После японской кампании появились первые ростки русской конституции. Эта война приведет к тому, что в муках родится свобода страны, и она освободится от старых форм и органов власти».

Данное заявление прозвучало в период окончания Великого отступления русских войск из Польши, накануне замирания Восточного фронта в тисках позиционной борьбы. И ясно, что такая «увязка» напрямую пропагандировала необходимость нового поражения отечества, дабы получить «свободу». Иными словами – свободную возможность отечественной олигархии распоряжаться судьбами страны и нации. Выходило, что дорога к «свободе страны» (в понимании либеральной буржуазии, конечно) проходила только через поражение в войне, и именно к этому и призывали оппозиционные лидеры.

Как же могли военные деятели, все отлично понимавшие, опираться в деле обороноспособности исключительно на собственных буржуа, которые собирались отнять у державы победу, дабы получить в собственные руки власть? Так что не представляется странным, что хищнические аппетиты отечественной буржуазии и недоверие к ней со стороны монархической власти в определенной степени вынуждали военное ведомство размещать заказы за границей, где аппетиты были не меньшими, но хотя бы уже существовали военные заводы и более-менее квалифицированные рабочие кадры. К сожалению, внутренний конфликт между полуфеодальной монархией и буржуазным капиталом достиг своего пика как раз в тот момент, когда требовалось совместными усилиями противостоять внешней агрессии. К сожалению, «материальная польза, приносимая Вооруженным силам империи либеральными организациями, была несопоставима с моральным вредом как следствием их деятельности… Попытки правительства пойти на уступки предпринимателям и их общественным организациям ради достижения внутреннего мира сложно назвать удачными. Некоторые из таких уступок, как, например, легализация Центрального военно-промышленного комитета (ЦВПК) и финансирование Земгора, способствовали не столько успокоению страны, сколько расширению организационных и финансовых возможностей оппозиции. Однако в деле снабжения фронта союзы предпринимателей и либералов продемонстрировали свою полную беспомощность уже в 1915 году» [295] .

Следует привести и несколько иное мнение. Основываясь на сохранившихся документах, В. В. Поликарпов делает вывод о том, что казенные цены являлись искусственно заниженными во имя сохранения производства оружия исключительно в руках государства [296] . Манипулирование цифрами (Главное артиллерийское управление не учитывало постоянных выделений средств казенным заводам из различных источников, военного фонда, например) служило интересам сосредоточения оборонной промышленности под контролем властей, в ущерб обороноспособности страны. Шла политическая борьба, и в этой борьбе обе стороны использовали разнообразные приемы. Оппозиция пыталась гипертрофировать свою роль в производстве предметов вооружения для Действующей армии, власти с помощью подтасованных данных, стремились умалить роль работы частного капитала.

Конечно, военное ведомство всячески тормозило деятельность военно-промышленных комитетов и препятствовало ей, пытаясь совершенно нейтрализовать буржуазию, так как все понимали, что создание буржуазных организаций есть мера вынужденная, вызванная к жизни тяготами войны. Одна из причин – не негативное отношение к либеральным организациям как таковым, а бессовестная нажива на народном бедствии за счет казны со стороны буржуазии. Другая – удержание власти немногочисленным дворянством (около ста тысяч землевладельцев-дворян, в большинстве своем мелких, нечто вроде «однодворцев», как сказали бы в позднем российском Средневековье) в своих руках. Но вряд ли следует полагать, что правительство, где и без того хватало либерально настроенных людей, категорически отказывалось бы от безвозмездной помощи со стороны «денежных мешков» России. Увы, войны развязываются не для того.

Гораздо успешнее Земгор действовал на дороге помощи раненым и больным, устройстве питательных пунктов в тылу, производстве интендантских поставок и проч., о чем с большой долей благодарности говорят мемуары современников. Здесь Земгор добился значительных успехов, и, наверное, в данных вопросах обойтись без помощи общественности было просто нельзя. Но эти мероприятия не сулили большого дохода, не обещали сверхприбылей, а нажиться на беде государства хотелось каждому, поэтому буржуазия и стремилась к получению заказов на собственно военное снабжение, которые благополучно проваливала. И более того. В марте 1916 года продовольственный отдел ЦВПК выдвинул идею создания в Москве «Центрального комитета объединенных общественных организаций» для самостоятельного решения продовольственного вопроса, помимо министерства земледелия, возглавившего продовольственное дело в стране. Местные военно-промышленные комитеты поддержали эту инициативу, и только вмешательство соответствующих государственных органов помешало угрозе раздробления страны [297] .