Такое положение вещей не могло не вызывать тревоги у соответствующих гражданских ведомств, отвечающих за состояние дел внутри империи. Промышленность и сельское хозяйство нуждались в рабочих руках для успешного продолжения войны усилиями тыла. В докладе членов Особого совещания на имя императора от 8 декабря 1916 года предлагалось приложить все возможные усилия к уменьшению потерь и сбережению человеческих жизней, дабы уменьшить количество пополнений. Ведь тем самым станет возможно увеличить производительную деятельность тыла.

Но высший генералитет не шел навстречу. В своем ответе на записку ряда депутатов Государственной думы по военным вопросам временно исполняющий обязанности начальника штаба Верховного Главнокомандующего генерала В. И. Гурко 9 февраля 1917г. указал: «Самый важный год в этой войне будет несомненно 1917-й… Мы не можем и не должны отказываться от дальнейшего увеличения нашей армии». В. И. Гурко также отверг просьбу Особого совещания об оставлении в тылу ста пятидесяти тысяч ратников второго разряда и шестисот тысяч переосвидетельствованных белобилетников. Отметив, что заменить солдат в войсковом тылу инородцами практически невозможно, генерал Гурко заметил, что «недостаток железных, шоссейных и даже хороших грунтовых дорог вынуждает нас иметь кроме боевой армии еще целые армии тыловых частей». По словам врио начальника штаба Верховного Главнокомандующего, человеческий материал всегда расходовался бережно, однако «какое-либо давление на начальников в этом чрезвычайно деликатном вопросе, несомненно, повлекло бы к угашению в них предприимчивости и наступательного порыва». Кроме того, важную роль в несении больших потерь, по словам Гурко, играл недостаток артиллерии и иных технических средств ведения боя [365] .

Интересно, что проблема снижения человеческих потерь воспринимается на высшем уровне как «чрезвычайно деликатная» и могущая угасить «предприимчивость и наступательный порыв» начальствующего состава. Конечно, генерал Гурко не был одинок в своем отношении к проблеме. Его мнение разделялось высшим генералитетом, а сам В. И. Гурко давал ответ думцам, опираясь на предварительные доклады командующих фронтами в отношении данного вопроса.

С точки зрения высшего генералитета, русская Действующая армия имела все основания для того, чтобы наступать всеми фронтами одновременно (варьируя, конечно, поставленные перед фронтами задачи на главные и вспомогательные). Так, генерал Деникин впоследствии утверждал: «Я по непосредственному опыту, а не только по цифрам имею полное основание утверждать, что уже к концу 1916 года армия наша, не достигнув, конечно, тех высоких норм, которые практиковались в армиях союзников, обладала все же вполне достаточными боевыми средствами, чтобы начать планомерную и широкую операцию на всем своем фронте» [366] .

Тем не менее положение дел внутри Российской империи на рубеже 1916/17 года продолжало ухудшаться. И связано это было прежде всего с объективными условиями общей неготовности страны к мировому противоборству, в которое Россия вступила в 1914 году. По справедливому замечанию исследователя, «Первая мировая война застала великорусское общество в перемешанном состоянии, когда его старые регуляторы заметно просели, а новые, присущие рыночно-частнособственнической системе, еще не заработали в полной мере. Катастрофическое расстройство товарообмена, продовольственный и топливный кризисы, дезорганизация работы транспорта, сокращение промышленного производства (очевидно, здесь имеется в виду производство товаров народного потребления, так как военная промышленность зимой 1916/17 года достигла пика своей производительности.
– Авт.) – обнажали огромные целинные клинья российской экономики, еще не перепаханные культурным капитализмом» [367] .

Действительно, к концу 1916 года значительно снижаются возможности транспорта. По сравнению с концом 1915 года число паровозов уменьшилось на 18,78 %, и вагонов – на 19,49 %. Помимо чисто технических причин вообще, это было вызвано резким увеличением заданий по заготовкам для Действующей армии, флота и тыловым гарнизонам, выросшим в два с лишним раза. Кроме того, с осени центральные продовольственные органы взяли в свои руки дело заготовок продуктов и для населения (понятно, что это было население городов и села потребляющих губерний), что ранее выполнялось местными органами самоуправления; а с января 1917 года начались фактические погрузки хлебов для гражданского населения.

Положение дел с состоянием продовольственного вопроса и продовольственного снабжения также резко ухудшилось к концу 1916 года, при этом прогрессируя и непрестанно усугубляясь [368] . В феврале главный начальник военных сообщений на театре военных действий генерал С. А. Ронжин констатировал, что «в данный момент отношение численности армии и состояния железнодорожной сети таково, что сеть отвечает лишь удовлетворению крайне ограниченных ежедневных нужд армии». В условиях мороза и снежных заносов не хватало топлива.

Неспособность гражданских властей по удовлетворению потребности армии и нежелание военных кругов идти навстречу министерству путей сообщения для облегчения работы транспорта обусловили неизбежность конфликтов между Ставкой и правительством. Недовольство и трения вели к разобщенности в действиях по разрешению насущных вопросов совместными усилиями. Император так и не сумел объединить воедино деятельность военных властей (Ставки и главнокомандований фронтов) и властей гражданских (Совет Министров).

Таким образом, вызванное объективными причинами несоответствие между потребностями фронта и возможностями тыла вдобавок усугублялось действиями властей, не сумевших договариваться друг с другом на уровне совместного решения проблем. Даже в тех случаях, когда Ставка Верховного Главнокомандования и шла навстречу министерству путей сообщения в деле временного сокращения (или даже прекращения) воинских перевозок в определенных районах страны, это вызывало негативную реакцию командования фронтов, которое вовсе не имело желания поступаться удовлетворением интересов фронта в пользу интересов тыла.