На совещании представителей Временного правительства и Исполнительного комитета Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов с высшими генералами 4 мая, все это откровенно озвучил министр труда Временного правительства (с 5 мая) меньшевик М. И. Скобелев. Он заявил: «Я считаю необходимым разъяснить ту обстановку, при которой был издан приказ № 1. В войсках, свергших старый режим, командный состав не присоединился к восставшим и, чтобы лишить его значения, мы были вынуждены издать приказ № 1. У нас была скрытая тревога, как отнесется к революции фронт. Отдаваемые распоряжения внушали опасения. Сегодня мы убедились, что основания для этого были».

Таким образом, единственной причиной появления Приказа № 1 являлась боязнь потерять захваченную власть. Иными словами – революционная целесообразность. Странно только, что М. И. Скобелев умолчал о том, что решающей причиной отречения императора Николая II от престола явились как раз действия высшего генералитета, отказавшего царю в своей поддержке для подавления петроградского мятежа. Именно поведение высших генералов позволило мятежу стать революцией, и именно их, как выяснилось, больше всего и боялись революционеры. «Мавры» сделали свое дело, и политики активно подталкивали их к добровольному уходу, дабы не применять принуждения, что было бы некрасиво.

После отречения императора Николая II события на фронте и в тылу развивались стремительно. Правда, император успел назначить нового Верховного Главнокомандующего, почему-то искренне полагая, что свергнувшие его буржуа в первую очередь озабочены достижением победы страны в мировой войне. По донесениям армейских цензоров, назначение великого князя Николая Николаевича Верховным Главнокомандующим было «встречено с радостью, с верою в победу и прекращение немецкого засилья» [457] . Испуганное популярностью великого князя Николая Николаевича в массах и особенно в вооруженных силах, Временное правительство поспешило сразу же отстранить его с нового поста.

Подобное поведение новых властителей, разумеется, объясняется ужасом думцев перед возможностью реставрации монархии. Одно только это доказывает нам, что никаких искренних «монархистов» среди членов Временного правительства не было, в противном случае А. И. Гучков и П. Н. Милюков должны были поддержать кандидатуру великого князя Николая Николаевича. Истина же в том, что думцев – так называемых конституционных монархистов, – устраивал только целиком и полностью послушный им император. Великий князь Николай Николаевич, как и свергнутый император Николай II, не подходил под такие требования.

Впрочем, великий князь, отказавшись в кризисном Феврале от присяги императору, еще успел присягнуть «на верность Отечеству и новому государственному строю». Эта присяга, утвержденная 7 марта, приносилась войсками вплоть до апреля: во многом потому, что ряд командиров отказался приводить свои подразделения к присяге дорвавшемуся до высшей государственной власти крупному капиталу. В этот же день Временное правительство опубликовало декларацию, в которой призвало страну вести войну до победного конца во имя верности союзническому долгу.

Только после этого, 9 марта, Великобритания, Франция и Италия, выжидавшие развития событий и перспективы дальнейшего участия России в войне, юридически признали новую российскую власть. Ни о какой монархии уже не могло быть и речи, несмотря на всякие заверения относительно мифической «воли» неизвестно когда еще созываемого Учредительного собрания. Поэтому императору Николаю II и было отказано в своем присутствии рядом с сыном (после чего император отрекся от престола за себя и за Алексея).

Поэтому фигура брата царя – великого князя Михаила Александровича, известного как человек нерешительного и слабовольного склада характера, – и пользовалась столь высокой популярностью у П. Н. Милюкова. Брат царя стал бы послушным орудием в руках либералов и удобной ширмой для воздействия на народные массы. Захватившая власть либеральная буржуазия никогда не поступилась бы этой властью во имя какого-то там отечества. Поэтому говорить о Гучкове, Милюкове, Шульгине и их единомышленниках (с их собственных слов, кстати) как о действительных монархистах можно только в сатирическом смысле «кухонных разговоров».

Как впоследствии лидеры Белого движения не собирались восстанавливать монархию, так ив 1917 году решения Учредительного собрания, долженствовавшего разрешить вопрос о правлении в России, не могли подразумевать восстановления монархии. Это положение подтверждает запрет новыми властями всех монархических партий (в то же время, например, большевики и анархисты всех мастей пользовались общественно-политическими благами «российской демократии») и лишение пользования некоторыми правами лиц императорской фамилии. Сама же императорская семья оказалась под домашним арестом в Царском Селе, а усиленные заверения новых правителей насчет выпуска низложенного императора и его домочадцев в Великобританию оказались заведомой ложью.