Впрочем, такое отношение к бывшему повелителю стало характерным для времени, когда вовсю распространялись лживые и бессовестные печатные сведения о личной и частной жизни императорской фамилии. «Желтая пресса» получила необыкновенный разгул в своих публикациях, рассчитанных на поощрение «низов». А войска под влиянием бывших каторжников и преступников, в одночасье выпущенных из тюрем, каторги и ссылок, требовали ужесточения режима содержания царской фамилии. Так, собрание делегатов Западного фронта в своей резолюции от 12 апреля потребовало от Исполнительного комитета Петроградского Совета заключить бывшего императора и обеих цариц в Петропавловскую крепость. Такое решение проводилось «ввиду несоответствия обстановки, в которой живет бывший царь и бывшие царицы, тяжести их вины перед народом и ввиду явной опасности дальнейшего оставления их в такой обстановке, которая дает им возможность сношения с сочувствующими кругами» [458] .

После «народной революции» солдаты, бывшие в своем огромном большинстве крестьянами, получили уверенность в том, что им передадут всю землю – государственную, частную крестьянскую, помещичью и т.д. Конечно, после осознания очевидной возможности получить землю даром, либо «по закону», либо захватным путем, солдаты не желали погибать на фронте, ибо имели реальные основания для воплощения своих вековых чаяний. Поэтому практически сразу после Февраля солдаты признают для себя необходимым свое присутствие на фронте, но при всем том предполагают вести исключительно оборонительную войну.

Развитию этого явления чрезвычайно способствовала пропаганда новых властей, провозгласивших «мир без аннексий и контрибуций», а также декларации Петроградского Совета о нежелательности ведения наступательных действий. Теперь окончательно стало ясно, что на земли, захваченные у противника, рассчитывать не приходится. Значит, единственный ресурс увеличения крестьянских наделов – государственная и частновладельческая земля. То есть политика власти способствовала своим направлением вектору «черного передела» в крестьянской ментальности. А раз это так, то наступать вовсе ни к чему, достаточно лишь удерживать свои позиции, дабы противник не смог вооруженной силой посягнуть на революционные завоевания народа [459] .

Эти настроения в Действующей армии четко зафиксировали в своем отчете о поездке на фронт в конце апреля члены Государственной думы Масленников и Шмаков. Ими отмечалось, что армия, уставшая от войны, наступать не желает, так как декларация мира без аннексий укоренилась в сознании как отказ от любых наступательных действий. Депутатами было тонко подмечено, что солдаты «стараются найти компромисс и угодить чувству самосохранения и необходимости воевать», опасаясь при этом, что единственной силой, могущей заставить наступать, являются офицеры.

Одновременно на фронте усиленно распространялись брошюрки, рассказывающие солдатам об изменившихся целях войны и совмещении их с социалистическим учением. «Война ведется нами и союзниками нашими под знаменем объединения и освобождения народностей, ведется во имя их права на самоопределение, на свободное самостоятельное их существование». (Создается впечатление, что текст скопирован с лозунгов немецких социалистов начала войны, оправдывающих участие Германии в борьбе с царской Россией.) Интересно, что далее эта же брошюрка расценивает антивоенные призывы большевиков и сочувствующих им партий как «дело, которое делали на пользу Германии Распутины и Протопоповы» [460] .

В любом случае, ни при каком раскладе погибать солдаты не желали. В основе таких настроений лежало понимание бессмысленности продолжения войны в новых условиях, порожденных революционными событиями. Думается, что лишь боязнь неполучения земли, да опасение возможности реставрации (не царя вообще, но «старого порядка» в принципе) во многом удерживали на фронте основную массу солдат. И нельзя обвинять их в отсутствии патриотизма.

Просто в изменившихся условиях, когда верховная власть видела единственное оправдание дальнейшего ведения войны в верности союзническому долгу, пребывание в окопах и впрямь становилось бессмысленным. А дома солдат ждал всеобщий передел земельного фонда, который стал весомой реальностью после крушения монархии (хотя каждый крестьянин даже после всеобщего передела должен был получить совсем небольшое количество земли – около одной десятины). Кроме того, значительную роль играли традиции общинного коллективизма, заложенные в ментальности народа и способствовавшие своим традиционно-историческим настроем дальнейшему пребыванию в окопах, несмотря на резкий рост дезертирства сразу же после падения царизма.

Между тем Ставка Верховного Главнокомандования, постепенно терявшая статус главного военно-политического органа и переходившая под контроль военного министерства Временного правительства, пока еще питала надежды на отвлечение войск Действующей армии от политических процессов, происходящих в стране, в предстоящих наступательных боях на Восточном фронте. Но начавшаяся «чистка» генералитета заставляла поторопиться с принятием какого-либо решения, ибо было очевидно, что Временное правительство предпочитает лояльность новой власти любому военно-стратегическому дарованию военачальника, массами увольняя «неблагонадежных». Исходя из этого, 30 марта генерал М. В. Алексеев, занявший пост Верховного Главнокомандующего, отдает директиву № 2647 о переходе в наступление в начале мая, невзирая на выводы Совещания высшего генералитета в Ставке 18 марта о невозможности наступать. Однако представшая во всех реалиях картина разложения войск заставила отложить бои до лета, пока ограничиваясь ведением временной обороны [461] .

Взаимное недоверие между правительством и генералитетом было только на руку усиливавшемуся радикализму масс. Так, правительство не затрудняло себя предварительными уведомлениями военного ведомства о проведении каких-либо мероприятий в армии. Даже проекты таких постановлений обсуждались и порой воплощались в жизнь самими солдатами, а Ставка узнавала о реформах в войсках через печать. Данное положение дел лишь усиливало противоречия между солдатами и офицерами, и потому военачальники просили правительство о своевременном предоставлении необходимой информации о мероприятиях военного характера до опубликования.