Одновременно с армиями Юго-Западного фронта должны были наступать и соседние фронты. Если менее разложившийся Юго-Западный фронт наносил вроде бы как главный удар, то прочие фронты должны были частными ударами поддержать наступление южнее Полесья. Но из этого вообще ничего не вышло, невзирая на то, что артиллерийская подготовка смела все живое в первой и частично второй полосах оборонительной системы германских войск.

Так, на Западном фронте, начиная с утра 6 июля, артиллерийская подготовка продолжалась трое суток. Под русскими пушечными ударами «нарушилась вся огневая система обороны германцев. Этот успех явился результатом обстоятельного, продуманного до мелочей артиллерийского плана операции и безупречного, методичного, спокойного выполнения его» [505] . Тем не менее на Западном фронте, которым командовал генерал А. И. Деникин, фактически в наступлении участвовали только 1-й Сибирский (генерал М. М. Плешков) да 20-й (генерал А. Я. Ельшин) и 38-й (генерал И. Р. Довбор-Мусницкий) армейские корпуса. Заняв 9 июля первую линию и кое-где вклинившись во вторую линию неприятельской обороны, к вечеру того же дня наступавшие войска отошли на исходные позиции.

На Северном фронте генерала В. Н. Клембовского наступала 5-я армия генерала Ю. Н. Данилова. Во время артиллерийской подготовки по окопам противника было выпущено около четырехсот семидесяти тысяч снарядов. Войска 5-й армии, сровняв оборонительные линии противника с землей, свободно заняли две полосы германской обороны. Понеся потери в тринадцать тысяч человек за 8-10 июля, войска отказались двигаться дальше, остановившись на занятой первой линии германских окопов.

На обоих – Северном и Западном – фронтах масса частей отказалась наступать, и их так и не удалось уговорить.

В состав Румынского фронта генерала Д. Г. Щербачева входили 9-я (генерал Г. В. Ступин), 4-я (генерал А. Ф. Рагоза) и 6-я (генерал А. А. Цуриков) русские армии, а также 1-я (генерал К. Кристеско) и 2-я (генерал А. Авереску) румынские армии. Резерв фронта – 1-й румынский, 3-й кавалерийский, 29-й армейский корпуса. 1-я румынская и 6-я русская армии должны были наступать в Валахию, а 2-я румынская и 4-я русская армии – в долине реки Сушицы.

Наступление Румынского фронта, начавшееся 11 июля прорывом обороны противника в районе Аджуда силами 4-й русской (генерал А. Ф. Рагоза) и 2-й румынской армий (генерал А. Авереску) (всего двадцать четыре дивизии), было приостановлено, а затем и вовсе отменено распоряжением А. Ф. Керенского, мотивировавшего свой шаг отступлением Юго-Западного фронта. В состав русской 4-й армии входили 7-й армейский корпус генерала Н. Л. Юнакова, 8-й армейский корпус генерала П. Н. Ломновского и 30-й армейский корпус. В состав 2-й румынской армии входили 2-й и 4-й армейские корпуса, 3-я и 6-я отдельные пехотные дивизии, 4-я и 5-я кавалерийские бригады каларашей. С другого фланга румын действовала 9-я русская армия генерала Г. В. Ступина в составе 2-го (генерал К. И. Тихонравов), 26-го (генерал Я. Д. Юзефович), 36-го, 40-го (генерал Ю. Ю. Белозор) армейских и 2-го кавалерийского корпуса генерала князя К. А. Туманова.

24 июля немцы нанесли контрудар и разбили 7-й армейский корпус, потерявший до трех тысяч человек пленными. Но уже 27 июля части 8-го армейского корпуса, который теперь возглавлял генерал А. Г. Елчанинов, перешли в контрнаступление, поддерживая порыв румынских войск. 29 июля в подчинение командарма-4 была передана 1-я румынская армия генерала Э. Григореско. Впрочем, румыны, поддержанные русской артиллерией, продолжили сражение еще на два дня. Потери в сражении Мэрешти – Мэрешешти составили 27,5 тыс. чел. у румын, около 25 тыс. у русских и 47 тыс. чел. у противника. Эти последние бои позволили румынам осознать, что восстановление их вооруженных сил после разгрома в 1916 году прошло успешно.

Провал Июньского наступления вызвал громадный политический резонанс в стране вообще и на фронте в частности. Об отношении солдат к наступлению особенно ярко говорят сводки цензоров. Так, сводка с наиболее разложившегося Западного фронта за 1-9 июля свидетельствует о крайне неустойчивом и противоречивом настрое солдат, что внушает «сильные сомнения в успехе наступления». Одни подразделения в одной и той же дивизии были «за», другие – «против», но любые уговоры командования и комитетов высшего звена играли чрезвычайно незначительную роль. Например, ротные комитеты 220-го пехотного Скопинского полка постановили прекратить артиллерийскую стрельбу как «не приносящую пользу отечеству, а уносящую не одну жертву».

Парадоксально, но сводка за 16-22 июля отмечает улучшение положения после провала наступления на Юго-Западном фронте. Дело объясняется просто: после чрезвычайных мер, введенных генералом Корниловым для укрепления дисциплины (вплоть до введения смертной казни), положение вещей несколько изменилось. Составители этого документа в штабе фронта выражают надежды на оздоровление, указывая на аресты «провокаторов-большевиков» и положительное влияние украинских частей. Однако обе сводки показывают на тыловые пополнения как главную заразу, не имеющую никакой боевой ценности и деморализующую фронтовые подразделения. Что говорить, если 7 августа распоряжением Ставки была запрещена выдача боевых патронов маршевым ротам, подходившим на фронт из глубины страны. Теперь боеприпасы должны были перевозиться отдельно от частей и под караулом [506] .

Поражение вызвало новый всплеск антивоенных настроений в русской Действующей армии, с одной стороны, и с другой-желание обескураженных итогами наступления лучших из фронтовиков реабилитироваться. Так, брат комиссара Юго-Западного фронта, известного эсеровского террориста Б. В. Савинкова, В. В. Савинков, описывая случаи гибели горсток героев на глазах равнодушных корпусов, писал: «Впечатление от всего этого было неописуемое. Никто, ни офицеры, ни солдаты не ожидали, что дело зашло так далеко, что возможны такие последствия разложения. Ощущение греха перед родиной остро возникло в солдатской массе…» [507] Однако превалирующими настроениями все-таки остались антивоенные. И определялось это не столько событиями на фронте, сколько в тылу.

«Отказ от войны» во всех своих формах (от отказа открывать огонь по немцам до угроз своим же стрелявшим артиллеристам, а также и массового дезертирства) теперь стал определяющим процессом в ходе развития революционного процесса на Восточном фронте. Наверное, по-иному и не могло быть: наступление все равно было обречено на неуспех, а масштабы поражения только подлили масла в огонь общественной конфронтации, все более и более разгоравшейся внутри России. Заведомо обреченное на неудачу Июньское наступление уничтожило все надежды на возможность восстановления боеспособности армии.