Влад, когда друг сообщил ему о том, что выбрал вместо армии мыть полы в больнице, сказал:

– Ну, черт его знает, Андрюх… Военным хотя бы девушки охотнее… Ну то есть не только дают охотнее, но и вообще… Любят мужчин в форме. Кто больше шансов имеет – солдат или санитар, который утки из-под больных выносит?

Андрей ответил:

– Я по документам – санитарка-мойщица. Смешно, но даже так – в женском роде.

– Не знаю. Вот если б была война, я бы пошел добровольцем… родину защищать.

– Когда понадобится защита, родина сама тебя погонит. Хочешь не хочешь… А до тех пор пусть катится к черту. И да – утки выносить, на мой вкус, более почетное занятие.

Влад ему не поверил, но дальше спорить не стал. Он учился на филфаке, что тоже было совсем не престижно.

Больше всего Лу любила возвращаться с работы домой. Разумеется, не отрезок пути, когда ты едешь в транспорте, нет – потом… когда идешь дворами, своим собственным, придуманным тобой путем, петляя среди одинаковых многоэтажек, уверенно ныряя в арки – во тьму, где на секунду звуки, запахи и цвета становятся совсем другими, но едва успеваешь это осознать, как все уже прежнее, и ты снова во дворе, где машины, фонари, детская площадка и духи города притворяются, что их нет.

А вот уже и дверь в подъезд, пиканье домофона, шум лифта, повороты ключа в замочной скважине.

Сердце делает дежурную паузу, а потом – открываешь дверь и слышишь:

– О, привет, Лу!

Они с Олеськой вместе снимали квартиру. Лу бросила политех, а Олеська так никуда и не поступила. Сразу после школы она поехала в Питер, подавала документы в институт культуры и в институт кино и телевидения на актерское отделение, но не прошла по конкурсу. Теперь о сцене или большом экране она уже не думала, планировала штурмовать СПбГУ.

– Если учиться, то в лучшем вузе, – говорила она. – Иначе образование теряет смысл. А еще – я обожаю Питер.

Лу больше не хотела учиться. От одной мысли об институте ей становилось плохо, будто она только что ступила на землю после семи минут катания на аттракционе «Мертвая петля» – и на нее обрушились тошнота и головокружение.

– Лу, что не так? Йогурт испортился?

– Вспомнились линейные логарифмы.

– Ну ты даешь! Нашла о чем думать. Послезавтра за квартиру платить – вот что важно…

Олеська работала официанткой. Лу пробовала к ней присоединиться, но безуспешно: на работе ее преследовало ощущение неловкости и стыда – казалось, будто она мешает людям и появляется именно в тот момент, когда они говорят друг другу что-то важное. К тому же подносы с едой зачастую были слишком тяжелыми, а Лу не отличалась крепким телосложением. Олеська тоже часто говорила, что ей тяжело – к концу смены болят спина и руки.

Лу устроилась в компьютерный клуб, принадлежавший отцу ее одноклассницы Лолы Шараповой. Клуб работал круглосуточно, в две смены – утреннюю и вечернюю. Лу больше любила вечерние смены, хотя именно по вечерам в крошечное помещение клуба людей набивалось – не продохнуть. Приходили школьники: проиграть в ГТА или «Варкрафт». Орали, бесились, в ярости разбивали мышки и клавиатуры. Заскакивали студенты: скачать реферат или курсовик. Иногда заглядывали приезжие, каким-то ветром занесенные в Заводск: написать письмо. Лу быстро научилась делать все: распечатывать документы в уменьшенном масштабе (шпаргалки), делать ксерокопии паспортов, чтоб на них было хоть что-то видно, а не одна тьма с глазами, настраивать веб-камеру для видеосвязи и даже делать замечания… нет, скорее, делать вид, что она делает замечания тем, кто ведет себя уж чересчур буйно.

В залах (их было два; залы – громкое слово, скорее комнатки – двадцать и пятнадцать квадратных метров) стояли камеры (без камер никак – один их вид немного дисциплинировал школьников). Из второго зала можно было пройти в туалет – крошечный закуточек с окошком под потолком, где вечно воняло и не хватало бумаги. Вот и весь клуб – без окон, без дверей (ну почти) полна горница людей. И компов.

Зайдя в клуб, люди подходили к кассе – оплатить игровое время; некоторые, впрочем, сразу направлялись к компьютеру: время начислялось на логин, если осталось с прошлого раза – проходи, садись, играй. Обычно такие посетители кивали или улыбались администратору, давая понять, что у них все хорошо и платить им пока рано.

Но были и другие…

Иногда Лу замечала людей, которые проходили во второй зал, а вот выходить – не выходили. Поначалу Лу думала, что заработалась, не заметила – бывает, но однажды все-таки решила просмотреть видео с камер наблюдения. Вот очень высокий мужик в кепке идет мимо стойки администратора, кивает, Лу кивает ему в ответ, мужик проходит во второй зал, но на камере из второго зала его нет! Мужик в кепке как будто туда и не заходил. Как такое может быть? Может, камера во втором зале запаздывает или наоборот – спешит?

Лу отсмотрела видео за все восемь часов своей смены. С обеих камер. Смотрела из принципа, фактически удвоила, нет, утроила рабочую смену. Следила за перемещениями людей. Все, кто выходил из первого зала, заходили во второй. И все, кто выходил из второго, заходили в первый. Кроме мужика в кепке. Он просто исчез. В конце концов Лу рассказала об этом боссу, приведя, разумеется, доказательства. Равиль Касимович выслушал ее, поскреб лысину, поцокал языком, пробормотал:

– Субханаллах… – А потом добавил: – Ну ничего же не украл… Вот если б исчез вместе с компьютером или мышку срезал… А, забудь.