Лу справилась – поступила на прикладную математику. Но уже после первой сессии, едва не вылетев, вновь была вынуждена искать репетитора. Чтобы мама не сказала: «Мне не нужна дочь, вылетевшая из института».

Тогда-то в ее жизни и появился Роберт.

Саша, репетитор, натаскивавший ее к вступительным экзаменам, громкий, улыбчивый парень, любивший в тему и не в тему ввинчивать в речь английские словечки – как будто преподавал не математику, а иностранный, сказал:

– Я тут пасану. Но знаю одного человечка, который риалли гуд в вышке. Просто зе грэйтест! Мой бывший препод!

Роберт жил в старом доме за парком, на Благодатной улице (из книжки по краеведению Лу знала, что когда-то, еще до революции, эти дома построили специально для институтских профессоров). С самого начала Лу почувствовала к Роберту что-то необычное. И дело было не в имени.

– Меня зовут Луиза, а мою маму – Анжелика. Понимаете, если твою маму зовут Анжелика, то шансов быть Настей у тебя нет.

– Ну, моего отца звали Танк…

– Как?!

– Не как, а Танк!

– Вы… Роберт Танкович?

– Именно. Но предпочитаю, чтоб меня звали по имени. Пожалуйста. Это будет единственная фамильярность между нами, Луиза, договорились? Во всем остальном будем держаться самым чинным-благородным образом.

Лу улыбнулась и кивнула. Роберт действительно здорово понимал вышку, хотя, как бы хорошо он ни объяснял, Лу было очень тяжело. Но она старалась и в какой-то момент даже удивилась, поняв, что старается в этот раз не ради мамы, а ради Роберта.

Роберт был седой, но очень красивый. Лу заметила это, когда уходила из его квартиры и одевалась в коридоре. Вешалка для одежды прибита слишком высоко – Лу приходилось становиться на цыпочки, чтобы повесить или снять пальто. Роберт не помогал ей – стоял и смотрел, как она тянется за пальто, как потом неловко просовывает руку в рукав – а в рукаве шапка, и она мешает! – как потом нагибается, чтобы поднять с пола выпавшую шапку. Лу вся сминалась от его взгляда, такого спокойного, и от его равнодушного красивого лица. Он смотрел на нее как бог на человека, от этого у Лу холодели руки и переставали сгибаться пальцы.

Хотя Роберт казался аристократом, родом он был из деревни:

– Отец мой был тракторист, а не танкист, как можно было подумать, и жуткий пьяница. В пьяной драке получил травму, из-за которой даже на фронт не попал. Если б не война, разве бы мама за него вышла? Он ей жизнь поломал, умерла молодой. Лучше вам не знать, Луиза, какая тогда была жизнь… лучше не знать.

Лу сразу поняла, что Роберт ее любит. Она долго не могла объяснить себе, как она об этом догадалась, но поняла безошибочно по тому, как далеко от нее он предпочитал держаться. Где-то в глубине души всякий человек знает, что его жар расходится вокруг, и поэтому никогда не подпустит того, кого любит, слишком близко – чтоб не обжечь. Потому что любовь без расчета на взаимность – это огонь, от которого ты бережешь того, кого любишь. Лу видела, что Роберт всегда держится от нее далеко, хотя места во вселенной так мало. Особое искусство – не столкнуться в небольшой прихожей, не коснуться другого невзначай, когда тянешься перелистнуть страницу, когда передаешь ему тетрадь с решением, когда… да просто когда находишься с человеком в одном пространстве. И разговоры. Ничто так не говорит о любви, как привычка сворачивать беседу на середине фразы, когда понимаешь, что сейчас вдруг скажешь что-то настолько искреннее, что оно зажжет воздух вокруг тебя – и мир полыхнет и сгорит. Чем меньше поводов для веры, тем сильнее вера – и любовь. Лу становилась все счастливее и счастливее. Она все хуже понимала вышку, все сильнее плавилась от жара, которым наполнялась комната. Если бы Роберт не понимал, что он – всему виной, он бы, наверное, уже сделал ей замечание, но он не делал, а все объяснял и объяснял, ровно и монотонно, а Лу изнемогала, чувствуя: если бы он коснулся ее – в ней осталась бы выемка, потому что плоть подалась бы, как воск. Мягкая, разомлевшая, она мучилась в коридоре, преодолевая пальто, а потом выходила на улицу, шла через парк – и не могла остыть. Приходила домой такая же горящая, с замирающим сердцем. Все это могло бы тянуться вечно, и Лу была не против, но… какая-то странная решимость возникла в ней однажды. Может, потому что Роберт сказал:

– Ну же, соберитесь! Вы умная девушка, Луиза, я не верю, что вы поступили в университет в поисках, как говорили в годы моей молодости, удачной партии! Вам по силам эта задача! Не знаю, что вас так отвлекает от учебы, но, если вы не возьметесь за ум, я перестану с вами заниматься!

Это был намек. Ясное указание на то, что надо действовать.

Несколько дней она собиралась с силами и наконец решилась. В порыве смелости она коротко постриглась. Ждала от мамы:

– Мне не нужна такая дочь!..

На это она ответила бы: «…и хорошо!» – и ушла бы к Роберту, прибежала бы в слезах, отвергнутая родной матерью, а он бы тогда сказал:

– Луиза, что вы наделали! – И тут она повисла бы у него на шее.

Но мама только спросила, где она стриглась, и сказала, что в следующий раз лучше пойти в другую парикмахерскую.

Это не ослабило решимость Лу.

Да, броситься ему на шею не вышло, а вышло промямлить:

– Мне кажется, я… Роберт, я… я, кажется, влюбилась…

Но он понял. Хуже всего было то, что он понял, и то, что в этот момент отразилось на его лице:

– Девочка… что же… как же… я ведь старик! Господи, я ведь ничего… я ничем этого не провоцировал, я… Луиза! Идите домой! Я ничем этого не…

Ей стало так жалко его, что все, что она могла сказать, было:

– Я больше не приду! Никогда!

И выскочить на улицу, и рвануть через парк, дрожа от внутреннего жара и рыданий. Ей хотелось вернуться, хотелось ясно, четко, по полочкам разложить, что она все прекрасно поняла, что она расшифровала все знаки… Да и зачем, собственно, что-то обсуждать? Он ведь и так ей признался окончательно! Он ведь так сказал: «Луиза!», что у нее все перевернулось внутри, как будто опрокинулся подсвечник – и огонь прыгнул на шторы, на обои, на все…

Старик! Какой он старик!.. Ну да, он по возрасту старше, наверное, отца Лу. Хотя при чем тут отец?..

Какая разница?! Господи, какая?!

Луиза больше не приходила к Роберту. Вместо занятий она стала слоняться по парку. Оказалось, что заблудиться в нем не так уж просто: куда бы ты ни шла, ноги идут туда, куда привыкли ходить. Но нет. Нельзя.

Однажды она попала под дождь и вымокла до нитки. Ничего, нестрашно.

В другой раз она пошла в самую глубь парка, в сторону оврага, дурного места. Шла, шла и шла. Темнело. Становилось не по себе. Лу вспомнила, что именно там, в овраге, нашли куртку Полины, ее бывшей одноклассницы, которая бесследно исчезла… Может, там орудует маньяк. Может, он… Господи, нет. Не надо. Обо всем таком Лу думала только в связи с Робертом, только с ним… Лу ускорила шаг, заметалась по дорожкам… Как отсюда выбраться?