В летние месяцы, особенно в апреле и мае, трава становится золотистой, и привлекает из леса азиатских слонов. В самый неожиданный момент можно увидеть, как более ста животных небольшими группами от тридцати до шестидесяти особей, добывают пищу в высокой траве. Толстокожие едят и общаются друг с другом или с остальными стадами, издавая низкочастотные урчащие инфразвуки, распространяющиеся по земле. Слоны – прекрасные опылители: следуя по древним тропам, прогуливаясь туда-сюда, пересекая национальные и международные границы, они восстанавливают леса.

Добрый великан, как часто называют животное, нуждается в нас, в нашем сострадании, направленном на то, чтобы защитить его среду обитания. Если мы этого не сделаем, вид исчезнет, как это произошло в Китае, где вырубка лесов и расширение посевных площадей уничтожили живущих там слонов [178] .

Странная неуклюжая птица с внушительным округлым клювом, загнутым вниз. Маленький круглый глаз ослепительно белого цвета, который выделяется на фоне темного оперения, черного – на голове и шее, и коричневатого – на других частях тела. Крупные сильные ноги, крылья, по сравнению с довольно компактным туловищем, и округлая задняя часть, почти как у млекопитающего. Все эти черты выдают неспособность животного к полету.

В целом это далеко не грациозная и не привлекательная птица, а скорее неуклюжая, невзрачная, причудливая на вид. Несмотря на это, она занимает почетное место среди других видов пернатых, размещенных в четырех углах изображения: двух куропаток, двух уток, попугая, а точнее суматранского лорикета, и редкого вида фазана – трагопана. На прозрачном аквамариново-зеленом фоне, плавно переходящем в голубизну неба, распускаются несколько пучков цветущих растений. Эта странная птица – додо, (Raphus cucullatus), дальний родственник голубей, но гораздо более значительных размеров – полметра в длину и массой, предположительно, 25 кг. Увидеть пернатого удалось очень немногим. Дело в том, что додо был первым животным (по крайней мере, из известных нам), которое вымерло по вине человека, прямой или косвенной. Эта большая птица, очевидно, не умела летать и обитала на острове Маврикий в Индийском океане. Прибытие туда португальцев и голландцев в шестнадцатом веке, а затем стабильное заселение территории острова в 1638 году, предопределило исчезновение додо с лица земли не позднее чем в 1690 году [179] . Когда Линней описал и классифицировал эту птицу в 1758 году, ее действительно уже долгое время не существовало [180] . Однако есть несколько изображений додо, которые были созданы в XVII веке. Самое древнее из них – гравюра на меди 1601 года: ее сюжетом стала деятельность голландских моряков на Маврикии во время экспедиции адмирала Якоба ван Нека в 1598 году. Вместе с додо, который роет землю с левой стороны рисунка, здесь есть и другие животные, некоторые из которых тоже вымерли – например, маврикийский чубатый попугай Lophopsittacus mauritianus.

В последующие десятилетия несколько живых особей погрузили на корабли, перевезли в дальние страны, и поселили в ботанических садах как экзотическую диковинку. (После смерти из этих пернатых часто изготовляли чучела.) Одного додо привезли в Прагу в подарок императору Рудольфу II [181] , другого – в Лондон в 1638 году, а третий даже доехал до Нагасаки в Японии в 1647 году [182] . Кроме того, ранее, между 1628 и 1634 годами, английский купец Питер Манди [183] описал пару птиц, которых он увидел в индийском городе Сурат [184] . Возможно, это были те самые привезенные в Индию в качестве подарка султану Джахангиру додо, один из которых изображен на утонченной миниатюре, являющейся предметом данного исследования.

Джахангир был исключительным историческим персонажем. Он правил Индией до октября 1627 года, а после его смерти престол перешел к его сыну Шаху Джахану, будущему создателю Тадж-Махала. Джахангир «развивал персидскую культуру Индии Великих Моголов. Он питал слабость к природе, обладал тонким пониманием человеческого характера и эстетической чувствительностью, которая выражалась в содержании придворной художественной мастерской. Могольская живопись достигла очень высокого уровня изящества и богатства во времена его правления» [185] .

Влияние любимой невесты султана, изысканной и образованной Нур-Джахан из семьи персидских аристократов, любовь к красивым вещам и незначительный или полностью отсутствующий интерес к предписаниям строгого ислама благоприятствовали деятельности мастерской, активно трудившейся уже во времена Акбара, отца Джахангира. Уникальность этого творческого объединения, сравнимая лишь со средневековыми скрипториями, состоит в том, что художники трудились над одним и тем же изображением группами. Таким образом, они избегали исключительного авторства и отражения личной позиции создателя, что было характерно для западных мастеров той же эпохи. При этом применялась модель «сотрудничества придворных художников – метод работы, который был установлен находчивым императором Акбаром. При такой системе написание картины обычно делилось на два последовательных этапа, например, создание эскизов и рисунка (t.arh.). Затем следовала работа над цветом (‘amal или rangamezi). Один художник занимался композицией и прорисовкой, другой – оттенками. Иногда третий автор завершал основные фигуры (s.urat) или портреты (chihra или chihra nami)» [186] .

В течение многих десятилетий эти мастерские работали постоянно, создавая миниатюры, украшения и рельефы, изображающие королей и сановников, сцены охоты и отдыха, дворцы и сады, а также множество растений и животных в «персидском» стиле, заимствованном из традиции Сефевидов и Тимуридов [187] . Одним из самых почитаемых среди художников творческой группы тех лет был Устад Мансур, то есть «мастер Мансур», которого император считал «уникальным для своего времени» – Nadir u’l ‘As.r [188] .

«К сожалению, о жизни Мансура не известно ничего, кроме того, что он работал в мастерской Великих Моголов. Его карьера началась при дворе в 1589 году. В иллюстрациях „Акбар-наме“, выполненных по заказу императора Акбара, прослеживается его участие. Мастерская Великих Моголов, основанная императором Хумаюном (1508–1556), достигла пика славы как раз при упомянутом императоре Акбаре, который заказал художникам некоторые из самых впечатляющих произведений – „Хамзанаме“, „Акбар-наме“, „Анвар-и-Сохайли“ и даже переводы „Рамаяны“ и „Махабхараты“» [189] . Как и некоторые его современники, Мансур специализировался на цветочных и натуралистических изображениях. Однако он также оставил нам значительное количество портретов и иллюстраций к мифам, созданных по приказу его императора, страстного любителя растений и особенно животных, которых он держал у себя и изучал с неиссякаемым любопытством, преданностью, любовью и почти научным терпением. Интерес правителя не ограничивался природным миром великого и великолепного царства Индии. Император с энтузиазмом узнавал о животных и растениях Южной Азии, Африки, океанов и всех мест, откуда получал вести или дары – например, необычного туземного зверя или птицу. Из Персии Акбару привезли сокола, который, однако, прожил у него всего несколько дней: «В то время царь Персии послал с Пари Бегом Мир Шикаром (охотником за головами) сокола (shunqar) прекрасного цвета. […] Птица Шахи была растерзана кошкой из-за неосторожности Мира Шикара. Раненого сокола все же принесли ко двору, но он продержался не больше недели… Эта птица была такой необычной, что я приказал Устаду Мансуру, имеющему титул Nadir u’l ‘As.r („уникальный для своего времени“), изобразить ее и сохранить память о ней» [190] . А из Абиссинии Акбару привезли маленького слона. И император старательно изучил анатомические особенности, отличающие его от индийских особей. «По сравнению со слонами Индостана это животное имеет некоторые особенности. Его уши крупнее, чем у местных особей, а хобот и хвост длиннее» [191] .