Шрифт:
Вдруг Нико после этого пошел и ляпнул что-нибудь чистой и невинной Панайоте? Сидя в душном, прокуренном кабинете, Павло взволнованно взял в свои руки-лопаты нежные ладошки любимой.
– Я внимательно слушаю тебя, Панайота му. Кала исе? Что стряслось?
Панайота, не зная с чего начать, как бы невзначай сказала:
– Ты, оказывается, всем говоришь, что женишься на мне и увезешь к матери в Янину! Как тебе не стыдно, йиа то Тео! [101] Зачем ты всем врешь?
101
Бога ради (греч.).
Лейтенант помрачнел. Сбылись его опасения! Проклятый ракы, зачем он только попал в его рюмку? Неужели он не мог подержать рот на замке? А этот недоумок Нико? Уж он его взгреет хорошенько при первой же возможности! При этой мысли Павло невольно стиснул Панайоте руки, не рассчитав силу.
– Ай, больно!
Девушка вырвалась из его хватки. Вот же деревенщина! Такими ручищами только землю мотыжить или траву косить, а никак не барышни касаться. Ей вспомнились пухлые губы Авинаша Пиллаи, отдававшие в фиолетовый. Как незаметно он взял ее за руку, как мягко и в то же время уверенно коснулся губами ее руки! А его собственные руки были мягкими-мягкими, словно смазанными сливочным маслом.
Обернувшись, Панайота взглянула на дверь.
– Это не вранье, это мои мечты, агапи му [102] . Мы же поженимся, этси? Отчего ты так смотришь на меня? Только не говори мне, что после вчерашнего вечера ты об этом не подумала.
Будто желая напомнить Панайоте их поцелуй под зонтиком, Павло приблизился к ее лицу. Но девушка опустила взгляд.
– Что с тобой? Йота му? Прости. Я не хотел тебя обидеть. Ну, посмотри же на меня. Ты плачешь?
102
Любимая (греч.).
Панайота покачала головой. Павло встал и выглянул в коридор – там никого не было. Он снова закрыл дверь и неуклюже попытался обнять хрупкую девушку. Панайота сидела, закрыв лицо руками, однако она не отодвинулась, а наоборот, прильнула к нему. Павло боялся, что от избытка чувств снова стиснет ее и напугает еще больше.
– Агапи му, ты же меня любишь, да? Тогда почему ты плачешь? Ну, не стесняйся, ответь мне.
Она молчала.
– Панайота, ты станешь моей женой? Ты согласна провести жизнь со мной?
Тело девушки внезапно задрожало, Панайота плакала навзрыд. Павло не знал, что же делать: то ли отпустить ее, то ли крепче обнять.
– Йота му? – с тоской произнес он.
Прошла целая вечность, прежде чем девушка неопределенно качнула головой.
– Это «да»? Панайота, посмотри на меня. Аде [103] , ну.
Панайота робко подняла голову. В ее темных, омытых слезами глазах танцевали фиалки. Сердце Павло заполнила радость. Самая прекрасная девушка на свете будет его женой, матерью его детей, невесткой его матери!
103
Давай же (греч.).
– Панайота, пес му [104] , ты согласна? Да, агапи? [105]
Панайота медленно кивнула, и Павло ощутил прилив сил. Да он готов захватить не только Малую Азию, не только Стамбул – весь мир! Он выпустил девушку из объятий и выпрямился, затем сел и схватил ее руки в свои. Ему хотелось расхохотаться от счастья.
– Любовь моя, ты сейчас сделала меня самым счастливым человеком на свете. Обещаю тебе, ты будешь жить так, как захочешь. Все, что пожелаешь, все сделаю. Хочешь, найму прислугу, чтобы тебе не пришлось работать? Ты будешь жить как царица, как султанша. Султана му! Василия му! [106] Скажи, когда мне пойти к твоему отцу? Или сначала переговорить с твоей матерью? Что лучше? Впрочем, сейчас это все неважно. Панайота му, ты любишь меня? Хочу хоть раз услышать эти слова из твоих прекрасных губ. Се паракало.
104
Скажи мне (греч.).
105
Да, любимая? (греч.)
106
Султанша моя! Моя царица! (греч.)
Панайота освободила руки и вытерла слезы.
– Я выйду за тебя, Павло, но у меня есть условие, – сказала она, шмыгая носом.
– Конечно, султана му. Проси что угодно.
Она выпрямилась в кресле и посмотрела в светло-кофейные глаза Павло.
– Если Пресвятая Богородица поможет нам выиграть эту войну, то мы останемся в Смирне и будем жить здесь. Это моя родина. Я хочу растить детей здесь. Поэтому ты забудешь про Янину и купишь нам тут дом.
– Раз ты так хочешь, будь по-твоему, моя милая Панайота. Отныне ты – моя родина. Все, что захочешь…
– Это еще не все.
– Проси что угодно.
– Но если, Теос филакси [107] , — Панайота протянула руку к столу Павло и постучала костяшками по столешнице, – если Кемаль войдет в Смирну…
– Это невозможно, моя милая Панайота. А мы тогда здесь на что?
Павло встал улыбаясь, взял сигарету и уверенным шагом подошел к окну. Закурив, он развернулся к Панайоте. Его грудь под белой рубашкой была широкой и крепкой, точно рыцарский доспех.
107
Упаси Бог (греч.).