– Тебе незачем бояться, любимая, потому что мы непременно выиграем эту войну. У нас есть самолеты, тысячи пушек, пулеметов, ружей, у нас полно боеприпасов…

Панайота нетерпеливо махнула рукой.

– Знаю я, знаю. Все только и делают, что подсчитывают ружья и пушки, – и в школе, и в пекарне, и в кофейне… Ну есть они, и что? Мы с прошлого августа ждем вестей о победе, а вместо этого приходят лишь новости об отступлении.

Затянувшись, Павло выглянул в окно и заговорил командирским тоном:

– Отступление – это тактический ход, яври му. Мы отступаем, но не сдаемся. Наоборот, мы взрываем за собой железные дороги и мосты, сжигаем деревни, которые снабжают турок. К тому же нам удалось вывезти все оружие и боеприпасы к западу от Сакарьи. Туркам даже сабельки не досталось.

Его вспотевший лоб сиял в лучах солнца, словно бронзовый. Пока он говорил, Панайота подошла к нему и уставилась в окно. Не найдя рядом пепельницы, лейтенант затушил окурок о подоконник и почти прижался губами к ее шее.

– А впрочем, моя милая Панайота, это сейчас неважно. У нас такой счастливый день сегодня! Ты сегодня стала моей невестой! Ах, Панайия му! Как же мне повезло! Хвала тебе, Господи!

Он развернул девушку к себе, чтобы поцеловать. Панайота, как ребенок, спрятала руки за спиной.

– Да, не будем о войне. Я только вот что хочу прояснить. Допустим, мы проиграли и турки заняли Смирну…

Павло прошел за стол, сел в кресло, откинулся на спинку и улыбнулся.

– Что смешного? Я тебе сказки тут рассказываю?

– Нет, что ты? Просто тому, о чем ты говоришь, никогда не бывать. Но я вовсе не из-за этого улыбаюсь, а из-за того, что ты такая красивая и мне так с тобой повезло.

Панайота оперлась руками на стол между стопками папок и наклонилась к Павло. Рукава ее голубой кофты были засучены по локоть. Толстые косы закачались над столом, словно маятники. Не сводя глаз с карты за спиной у Павло, она пробормотала:

– А если турки дойдут, скажем… – Она некоторое время изучала карту. – Скажем, до Ушака…

– Яври му, как же они доберутся до Ушака? Ушак ведь на нашей территории. У нас же есть границы, установленные по важнейшему международному соглашению. К западу от линии Эскишехир – Кютахья в каждом населенном пункте стоят наши бойцы.

Панайота обошла стол и остановилась напротив Павло.

Послушай меня. Если турки доберутся до Ушака, я хочу, чтобы ты немедленно отвез меня и мою семью со всеми нашими вещами в Грецию. Все. Вот мое условие. Ты согласен?

Кресло, на котором до этого раскачивался Павло, на этих словах остановилось. В комнате стало тихо, а из окна теперь были слышны крики детей, игравших на площади в мяч.

– Ты хочешь уехать в Янину? – Лицо Павло расплылось в улыбке, придававшей ему придурковатый вид. – Но до этого ты говорила…

Панайота шумно вздохнула. Какой же остолоп! В памяти снова всплыли тонкие длинные пальцы Ставроса, развязывающего ленты на ее платье. Если удастся сбежать из Смирны, увидит ли она его еще хоть раз? Вернется ли Ставрос домой живым и невредимым?

Вернемся ли мы домой, Адриана? Сможем ли жить так же мирно, как до войны? Смогу ли я однажды надеть обручальное кольцо тебе на палец?

Ах, эти письма Минаса… Лучше бы Адриана ей никогда их не читала.

– Я сказала – «если турки доберутся до Ушака». Ты что, не слышишь меня?

– Радость моя, я очень хочу увезти тебя и твою семью в Янину, больше всего на свете хочу, ты же знаешь. И зря ты так переживаешь. Даже если турки дойдут до Ушака, в Смирну им не войти. Ты же это понимаешь, да? Этого никогда не случится.

Поднявшись с кресла, Павло теперь стоял напротив Панайоты. Поскольку они были примерно одного роста, глаза их были на одном уровне. Первой отвела взгляд Панайота.

– Но ты все же поклянись честью, что, если это случится, ты немедленно увезешь нас в Грецию!

– Честью своей и родиной клянусь. Если только станет опасно, я посажу тебя и твою семью на первый же пароход до Греции. Хорошо? Теперь ты позволишь обнять тебя, любовь моя?

Он обхватил Панайоту за плечи, крепко прижал к себе, а потом опустил руки ей на талию. Тонкий аромат жасмина, исходивший от шеи любимой («Невесты!» – радостно поправил он себя), кружил голову. Павло обхватил ладонями бледное лицо девушки, прильнул губами к ее губам и застыл в долгом поцелуе. А Панайота, закрыв глаза, вспомнила Авинаша Пиллаи и его запах – аромат заморских пряностей и чего-то еще.