Шрифт:
Но это Дианна.
— О, Элиза. Доброе утро.
Она выглядит такой же удивленной, увидев меня здесь, стоящей на маленькой платформе погрузочной зоны. Люди действительно тусуются здесь только во время перекуров.
— Извини, я просто вышла на секунду, — начинаю я говорить, когда она прерывает меня извинениями.
— Прости, если ужин вчера был немного неловким.
Говоря это, Дианна смотрит мне прямо в глаза. Это звучит не очень искренне, но в ее голосе слышится сочувствие.
Честно говоря, это застало меня врасплох, и все, что я могу сделать, это уставиться на нее в ответ. Это совсем не то, чего я ожидала, особенно после того, как она вела себя прошлым вечером. Она пользуется этим моментом и нежно кладет руку мне на плечо. У нее серьезное выражение лица.
— Элиза, я ценю наши отношения. С тобой было замечательно работать, и ты была приятной компанией вне работы, — она отводит взгляд в сторону леса на холме, где стоит дом Хейзов, прямо на другом его склоне. Она на мгновение прикусывает губу. — Поэтому, я надеюсь, ты понимаешь, как сильно я ценю тебя, когда говорю, что тебе не следует проводить слишком много времени с Шоном.
Я хмурюсь. Сердце бешено колотится в груди. Мне приходится отвести взгляд. Руки автоматически сжимаются в кулаки, и я стараюсь открыто не показывать, что боялась этого.
— Я… э-э-э… — это все, что я могу выдавить из себя.
Не совсем та уверенная обвинительная речь, которую я репетировала и оттачивала в своей голове столько лет. Гораздо труднее вызвать в себе чувство негодования из-за того, что меня отвергли, когда она только что сказала, что ценит меня.
Я не знаю, что ответить, кроме как немного отвернуться от нее.
Она убирает свою руку с моей, но остается рядом.
— Он говорил тебе, что женат?
Я сглатываю. Возможно, этот разговор не тот, которого я так боялась, но я не уверена, к чему он ведет. Она всерьез думает, что мы все еще женаты после стольких лет? Он не говорил своей маме, что мы развелись?
— Я имею в виду, — заикаюсь я, не совсем уверенная, что я имею в виду. Что я вообще говорю? Да, я прекрасно знаю, что он был женат? Или, нет, на самом деле, чтобы поправить тебя, Дианна, я чертовски уверена, что он такой же разведенный, как и я.
— Я видела, как он на днях снимал кольцо, прежде чем пойти поговорить с тобой, — вздыхает она, и на ее лице появляется блеклое разочарование. Она смотрит на меня, неправильно понимая мое потрясенное выражение лица, и сочувственно похлопывает меня по руке. — И мне жаль, что тебе пришлось узнать то, что ты узнала прошлым вечером.
— Он… Я знаю о вашей размолвке. Что он годами не приходил домой.
— Значит, он так много тебе рассказал? — Дианна вздыхает, вытягивает шею и засовывает руки в карманы. Это движение настолько присуще Шону, что на самом деле на него неприятно смотреть. Не знаю, как я не замечала этого раньше.
— Мы не разговаривали годами, потому что я не одобрила его брак, когда это произошло. Но это не значит, что я хочу, чтобы он был ей неверен. И это… с уважением к твоим и ее чувствам. Пожалуйста, не будь одной из его ошибок.
Я думаю, что моя бывшая свекровь только что попросила меня не помогать моему бывшему мужу изменять мне. Хорошо, теперь она точно ничего никогда не узнает, потому что я не смогу ей этого объяснить.
Несколько мгновений я молчу. Что-то смягчается в моей груди, когда я слышу, что она заботится о мне таким маленьким, странным образом.
Дианна бросает на меня взгляд, замечая отсутствие реакции. Она слегка качает головой, глядя вдаль, на холодный серый день, а затем улыбается сама себе.
— Не волнуйся, ему я тоже прочитаю нотацию.
Я киваю. Рада, что мы оба столкнемся с этим разговором.
Еще мгновение я позволила себе постоять снаружи и просто насладиться этим моментом, легкостью, которая существовала между нами до того, как появился Шон и все перевернул.
Раньше я верила, что мать Шона может быть только холодной и бесчувственной, и было трудно понять, почему он все еще хотел общаться со своей семьей.
Но я знаю Диану, и теперь я вижу все целиком. Она не такая.
И я знаю, что в доме больше нет фотографий Шона, и это заставляет мое сердце разрываться из-за него.
Я почти ничего не произнесла за весь этот разговор, и слова, которые тяжелым грузом лежат у меня на душе, — это все, что у меня есть. Я не могу спросить ее. Я должна. Мне нужно знать, даже если кажется, что это не должно меня касаться.
— Почему ты ее не одобряла?
Взгляд Дианы становится отстраненным, и я хотела бы видеть, то, что видит она.