Логан входит в комнату и протягивает Эйдену банку, открывая одну для себя. Он садится на кофейный столик, и если бы я в данный момент не был проблемным ребенком, я бы прямо сейчас так чертовски сильно надрал ему задницу.

— Там, в баре, она сказала, что ты солгал ей, — упрекает Логан, бросая на меня холодный взгляд. Его тон понижается до низкого неодобрения, которое умудряется высмеивать и меня, и Эйдена, — Чувак.

Уровень осуждения в одном этом слове. Я думаю, все они, должно быть, в конце концов слышали, как мы ругались тогда возле бара.

— Я сделал те же выводы в тот вечер, — добавляет Эйден. Да, эти маленькие моменты семейного единения так важны.

— Просто скажи, что ты подслушивал, и двигайся дальше, — пренебрежительно отвечаю я.

— Ну, так ты врал ей?

Я смотрю на обоих своих братьев с недоверием. Они ополчились, чтобы защитить от меня мою бывшую жену. Было достаточно плохо, когда Эйден отчитывал меня, но если Логан присоединяется, я не знаю, как мне выйти из этого разговора.

— Конечно, да.

Брови Эйдена хмурятся в крайнем замешательстве, прежде чем он принимет вид побитого щенка. У него хватило наглости разочароваться во мне. Он живет в мире, где нет необходимости лгать людям, которых ты любишь, потому что он следует семейным правилам.

— Ты бы сделал то же самое, — я почти огрызаюсь на него в свою защиту.

— Никто из нас не попал бы в такую ситуацию, — бессмысленно съязвил Логан, но, по крайней мере, он понимает, что я имею в виду, и у него хватает присутствия духа снова закрыть дверь гостиной.

Эйден, к сожалению, не обращал на это внимания, я думаю, никогда.

— В какую ситуацию?

— Она застукала меня, когда я пару раз возвращался с моих… ночных пробежек. Она чутко спит, и в тот момент у меня не было подходящего объяснения, — бормочу я. — Это было отстойно, и было ясно, что я лгал ей, но это был единственный вариант. Я не собирался раскрывать семейные секреты.

Я думал, это очевидно. По крайней мере, эти идиоты могли выбрать худшее время и место, чтобы поговорить со мной об этом. К настоящему времени Элиза уже ушла домой.

Это, вероятно, наименьшая из многих причин, по которым волки сохраняют кровные линии в давно сформировавшихся стаях, но не так-то просто держать в секрете свои лунные превращения, когда живешь с кем-то. Моим братьям, вероятно, никогда не приходилось задумываться о том, насколько это сложно, потому что они всегда жили только дома.

Я думал, Элиза что-то понимает обо мне. Она сочувствовала испорченным семейным отношениям, и тому, как тяжело отказаться от общения с родственниками. Что иногда это необходимо, потому что наши родители не смогут любить нас так, как нам это нужно, а на нас уже есть негативный отпечаток плохого отношения.

Но было ясно, что она хотела заменить свою семью кем-то другим, а я знал, что с моей этого никогда не произойдет. Конечно, я солгал ей.

— О, — говорит Эйден с виноватым видом, а затем бормочет, — Прости. Я не думал, что это так. Я просто подумал…

— Что я на самом деле изменил ей? Конечно, — ворчу я, возмущенный тем, что мои братья так плохо думают обо мне. — У вас, ребята, есть еще что-нибудь, что вы хотите мне сказать? Логан, очевидно, что с тех пор, как я здесь появился, ты злился на меня. Давай, выкладывай. Сними груз с души.

Логан ничего не говорит, просто закатывает глаза. Он выглядит так, словно сожалеет о том, что предложил какую-то оливковую ветвь.

— Я могу говорить только за СЕБЯ, — говорит Эйден, бросая свирепый взгляд на Логана, — но это отстой, когда ты предпочел нам какого-то незнакомца. Это больно, чувак.

Логан смотрит на меня полсекунды, его взгляд поднимается и опускается незаметно, как одинокий вздох.

Был момент, когда мы с Логаном были лучшими друзьями. Мы были ближе друг к другу по возрасту, чем с Эйденом, который ребенком, спотыкаясь, ходил за нами повсюду. Мы отдалились друг от друга только с возрастом.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Все происходит не так, как я думал, но я не чувствую себя вправе извиняться за то, что выбрал Элизу. Я никогда не жалел о том, что выбрал ее, и прошедшая неделя только прояснила это для меня.

Но я сожалею о боли, которую причинило мое решение.

— Да, — медленно киваю я, — и мне было больно, когда вы, ребята, встали на сторону мамы и папы.

Возможно, они не осознавали, что именно это они и сделали. Они были так же молоды и погружены в дерьмо нашей семьи, как и я, и они никогда не уходили из дома, как это делал я. Но фактически это все равно был тот выбор, который они сделали.

На мгновение воцаряется тишина. Ее слишком много, она заполняет трещины между нами.