В ее позе есть что-то чересчур жесткое. Она держала идеально непроницаемое лицо во всей этой сумасшедшей ситуации, но сейчас что-то не так. Кто-то из них сказал что-то, от чего ей стало не по себе? Или этот момент ранним утром между нами перешел черту?

Она слегка пожимает плечами, стараясь выглядеть непринужденно.

— Просто что-нибудь немного милое. Я просто не хотела работать в джинсах, как обычно. Все остальные будут нарядны, а я не хочу выглядеть плохо одетой.

— Ты никогда не выглядишь плохо одетой, — говорю я, надеюсь, нейтральным голосом, будто вовсе не слишком стараюсь.

Эйден и Логан неизбежно закатывают глаза и насмешливо повторяют то, что я сказал, себе под нос, как будто я не могу этого слышать. Эйден издает несколько гротескных звуков при поцелуе, как будто ему двенадцать, пока я не бросаю на них свирепый взгляд и не машу рукой, чтобы они прекратили это дерьмо.

На самом деле это не помогает.

В тот момент, когда Лора и Элиза исчезают в той части магазина, где выставлены платья, я одними губами кричу своим братьям:

— Я убью вас.

Эйден и Логан удивленно поднимают брови, глядя друг на друга, прежде чем, очевидно, решить, что им все равно.

— Попробуй, черт возьми. Я бы хотел отвлечься, — вздыхает Логан, теребя выбившуюся нитку на рукаве.

— Да, ты этого не сделаешь, трусишка, — вторит Эйден, и я так близок к их убийству.

Вместо ответа я смотрю в зеркало, перед которым Логан простоял весь день, наблюдая, как Лора исчезает за вешалками с одеждой, а Элиза направляется в примерочную, уже выбрав пару вариантов.

Я сглатываю. Я должен остаться здесь и закончить. Но я также хочу извиниться за тот день. Мне невыносима мысль о том, что она из-за чего-то расстроена. У меня внутри все сжимается при мысли, что я мог сделать что-то, что причинило ей боль.

— Я сейчас вернусь, — говорю я им, хотя не думаю, что они обращают на это внимание.

— Не делай этого, — отвечает Логан, не оглядываясь. Ему не нужно ничего говорить мне о моем поведении с Элизой, чтобы я знал, что он считает это плохой идеей, но ему, вероятно, нравится немного позлорадствовать, и кто я такой, чтобы отнимать это у него? Когда я ухожу, он бормочет себе под нос: — А что случилось с тем, чтобы немного проявить самоконтроль?

— Я на это не соглашался, — отвечаю я себе под нос.

В этом и так много самоконтроля, о чем свидетельствует тот факт, что я иду туда только для того, чтобы поговорить с ней, а не для того, чтобы увести ее куда-нибудь, в достаточно уединенное для второго раунда место. И теперь, когда я подумал об этом, требуется гораздо больше самоконтроля.

Неважно. Если уж на то пошло, когда я рядом с Элизой, я ощущаю себя лучше, чем обычно. Зуд в костях исчезает, и я, наконец, чувствую, что могу думать. И в этот момент я прихожу к выводу, что если я чувствую себя хорошо так близко к полнолунию, то это не я дичаю. Не может быть. Я не знаю, кто моя пара, но мы никогда не разлучались, как моя тетя Даниэль и ее пара, так что это не должно активно сводить меня с ума.

Засунув руки в карманы, я пробираюсь между переполненными стеллажами с одеждой на другую сторону магазина, к примерочным, где стоит Элиза. После сегодняшнего утра нам, вероятно, стоит немного поговорить, учитывая, что мы определенно перешли черту, о которой говорили в самом начале. Я не знаю, может быть, нет такой уж большой границы между легкими прикосновениями и засовыванием языка внутрь бывшей жены, но я чувствую, что она есть.

Элиза отступает назад, когда видит меня, и меня убивает то, что она выглядит испуганной.

— Привет, — я мягко протягиваю оливковую ветвь в устной форме. После этого утра я думал, что она потеплела ко мне немного больше, но в том, как она смотрит на меня, есть что-то такое, чего раньше не было. Или я просто этого не замечал, потому что мы не часто смотрели друг другу в глаза?

Она оглядывается в поисках Лоры или остальных. И сжимает плечики с платьями, которые выбрала, как будто защищаясь.

Я пытаюсь взять себя в руки, прежде чем хмурюсь в ответ. Для протокола: никто никогда не любил меня меньше после орального секса, включая Элизу. Если я правильно помню, это обычно то, что вызывает у нее более трогательные чувства.

Что, черт возьми, я натворил?

— Я, э-э… сожалею о сегодняшнем утре, — начинаю я, надеюсь, достаточно тихо, чтобы мои братья не услышали, или, по крайней мере, недостаточно громко, чтобы привлечь их внимание.

Элиза просто пожимает плечами и делает вид, что возвращается к перебору платьев на вешалке, но она даже не смотрит на некоторые из них, но добавляет в кучу, перекинутую через руку, не сводя с меня настороженного взгляда.

— О чем тут сожалеть?

Слова «Прости, что я отлизал тебе сразу после того, как сказал, что не собираюсь этого делать» просто не будут произнесены, пока мои братья здесь, но я уверен, что она должна знать, о чем мы говорим. И во всех остальных моментах я не очень-то старался держаться от нее подальше.