— Что здесь происходит? — на возникший шум из двухместного купе, которое они занимали с Галей, выглянула Зоя.

— Шпиона поймали, лазутчика, — ответил Иван Васильевич.

— А вы его не убили? — ойкнула Зоя.

— Нет, я аккуратненько, только оглушил.

— Наверное, надо пощупать пульс, — предположила, присев, Зоя и попыталась взяться за одну из связанных рук. — Нет, я не умею, надо позвать Галю и принести нашатырь.

Когда по просьбе Галины лежащего лицом вниз человека повернули на бок, она поднесла к искаженному болью лицу нашатырь, человек чихнул и открыл глаза. — Ой, Зоя, — прошептал он, — а где это я? — и снова закрыл глаза.

— Зоя, ты знаешь этого человека? — строго потребовал Иван Васильевич. — Вы с ним в сговоре, это ты открыла ему дверь вагона?

— Это я виноват, — послышался голос проснувшегося Ивана Антоновича. — Я же всех предупредил, что сам буду закрывать дверь на ночь, а приболел и уснул, вот дверь и осталась незапертой. И что там за человек?

— Лазутчик, — пояснил Иван Васильевич, — крался, как тать в ночи.

А Зоя, присев, всмотрелась в лицо лежащего человека. — Изверги, — вскричала она, — что же вы наделали. Чуть своего не убили. Это же Саша, Саша Волков, я его знаю, он герой Таллиннского перехода, о нем в газетах писали. Да развяжите вы ему руки, злодеи!

— А нечего было красться, пришел бы, как человек и все было бы нормально, — резюмировал Иван Васильевич. — Это мы сейчас проверим, — он развязал руки и, совершенно не стесняясь, расстегнул китель лежащего человека, и вытащил из внутреннего кармана служебное удостоверение. — Так Рабоче-Крестьянский Красный Флот, капитан-лейтенант Волков Александр Петрович. Да, все правильно, Волков. Откуда ты его знаешь, Зоя?

— Ой, товарищи, я его с детства знаю, он еще в 1-ом классе заявил, что женится на мне, когда вырастет, а когда мы закончили десятилетку, он поступил в военно-морское училище, а я пообещала, что буду его ждать. Она погладила лежащего человека по голове, и продолжила: — А сама выскочила замуж, не прошло и полгода, замуж за соседа-красавчика Андрюшку. Он вернулся из армии, весь такой из себя, пригласил меня как-то в кино, я и растаяла, и про Сашу забыла.

Зоя продолжала сидеть на корточках, гладя моряка по голове. — Меня родители отговаривали, предлагали подождать, а я ждать не стала, — продолжила она свою историю. — Мы и прожили-то с ним меньше месяца, а потом разошлись по-хорошему, просто мы оказались совершенно разными людьми. У нас и детей не сложилось, и нас безо всякого развели. А я так хотела дочку. А что сейчас? — вздохнула она. — Почти десять лет пролетело, и через полтора года мне будет уже тридцать.

— Не переживай, Зоинька, — отозвался Иван Антонович. — Моя ненаглядная родила первенца в тридцать три, и все прошло нормально, и у тебя все впереди.

— «Надо же!» — подумал Николай, — «ей нет и тридцати, а думал, что под сорок. И как она изменилась, — на глазах слезы, а сама похорошела, да просто помолодела».

— А Саша меня все эти годы искал, — продолжала свою историю Зоя, — а я от него пряталась, стыдно было, уехала к маминой сестре и не разрешала давать ему адрес.

— Так, товарищи, хватит болтать, — проявила свое медицинское назначение Галя, — нечего пострадавшему лежать на холодном полу, нужно его куда-то уложить, так как у него может быть сотрясение головного мозга. — Вас тошнит? — спросила она моряка.

— Не знаю, — честно ответил тот.

— Тем более, что он пока не знает, а затошнить может и позже.

Иван Васильевич предложил положить пострадавшего на его полку, сказав, что он займет верхнюю, свободную, и они с Николаем, приподняв его, аккуратно довели и уложили.

— Саша, зачем же ты, действительно, так пробирался, по-воровски? — спросила его присевшая рядом Зоя.

— Черт попутал. Вы извините, что я вам тут такой переполох устроил. Я тебя, Зоя, увидел на предыдущей станции, когда ты заходила в вагон, и попытался последовать за тобой, но меня не пустил охранник, сказав, чтобы я приходил завтра днем. На следующей станции я вышел из своего вагона, он рядом с вашим, я просто хотел увидеть тебя, хотя бы в окно. Я так долго ждал этого момента, я искал тебя почти десять лет, и не мог утерпеть. В вашем вагоне было темно, и я, совершенно не думая, попытался открыть дверь, и она открылась, ну, а дальше ты все знаешь сама.

Николай и Иван Васильевич забрались на свои верхние полки и слышали, как приговаривает Зоя, гладя моряка по голове: — Плохие дяди, обидели Сашеньку, мы их в угол поставим, мы их а-на-на… О, господи, шишка-то, какая у тебя на голове, — и Зоя, сбегав в мастерскую, принесла какую-то железяку, которую приложила к поврежденному месту.

Николаю все это показалось смешным сюсюканьем, но люди старшего возраста поняли, что всю свою нерастраченную материнскую любовь Зоя сейчас передавала этому А.П. Волкову, которого любила и ждала все эти десять лет.

— «Вот это любовь!» — подумал, засыпая Николай, — «ей не страшны ни какие-то там дурацкие знаки, ни скоропалительное замужество».

А Зоя почти всю ночь просидела рядом с моряком, от которого скрывалась, и, одновременно, ждала почти десять лет.

К утру, травмированный моряк окончательно пришел в себя, шишка на голове рассосалась, и он остался в вагоне КБ до самого вечера, разумеется, с разрешения Ивана Антоновича. Он только сбегал в свой вагон, чтобы предупредить попутчиков и принести свой сухой паек, чтобы не быть нахлебником.