— «Девятку» в ангар на позицию. Правую пушку перебираем. Возможно бензобак паять, — выносит вердикт механик.

— Пушку заклинило, — оборачивается Никифоров. — Осторожнее. В стволе патрон.

По трапу летчик спускается самостоятельно. Длинный коридор вдоль ангара, затем направо. Опять трап. Налево. Вот и столовая летчиков. Планшет, шлем, куртку на вешалку. Чисто на рефлексах, на вбитых в подкорку приличиях.

Только за столом Кирилл понял, как проголодался. Вкус борща и перловки с тушеным мясом не чувствуется. Организм даже не требует, а кричит. Ребята напротив сосредоточенно работают челюстями и ложками. Разговоров не слышно, только скрип стульев и звон посуды.

Остаются запеченные бананы и сок в большом бокале. Стюарды забирают пустые тарелки. Вежливо предлагают добавки.

— Нет, спасибо, ребята. Все очень вкусно. Спасибо.

— Господа, всем отбой, — в столовую входит полковник Черепов. — Вольно. Вольно, господа. Спасибо вам огромное, вытянули, вынесли на плечах.

Командир авиаотряда щурится. Хочет что-то еще добавить, но машет рукой.

— Всем отбой до вечера. Сейчас нас прикрывают перехватчики с Барбадоса. После ужина построение и разбор полетов.

Кириллу после столовой пришлось сделать усилие чтоб найти дорогу в свою каюту. Раздевался он на автомате. Пять вылетов за день, и солнце еще высоко в зените. До войны никто в здравом рассудке и даже в шутку не мог такое предположить. Сегодня пришлось. Даже в битве за Британию противостояние не достигало такого накала. Янки атаковали и атаковали без устали как берсерки. Они шли на эскадры со всех направлений, на всех высотах.

Пока дальние истребители со звездами на крыльях связывали боем русских и немецких перехватчиков, бомбардировщики ломились напролом. Яркий солнечный день. Видимость «миллион на миллион». Ласковое южное море. Голубая лазурь волн. И небо, расчерченное дымными хвостами горящих машин, закрытое куполами парашютов, испещренное грязными кляксами зенитных завес, перечеркнутое трассерами «эрликонов» и «ковровских дыроколов».

Нацелившиеся на северную часть дуги Наветренных островов русские флотские бригады крепко получили по зубам. Потери в авиации с обоих сторон страшные, но американцы могли праздновать победу. Стальная бронированная туша «Славы» вздрогнула от торпедных взрывов у борта. На «Бородино» и «Свеаборге» тушили пожары. С крейсеров «Воин» и «Кощей» снимали команды. Бессменный флагман авианосной дивизии «Наварин» шел с сильным креном на левый борт.

У немцев дело обстояло не лучше. Вдруг воскресли трижды перекопанные бомбами и подавленные береговые аэродромы Сент-Люсии и Доминики. Выплеснули рои рассерженных стальных ос гнезда Монсеррата и Антигуа. С Пуэрто-Рико и Эспаньолы пришли эскадрильи средних и тяжелых бомбардировщиков.

В резерве на безопасном расстоянии болталась французская эскадра адмирала Жансуля. Однако, русское командование особо на союзников не рассчитывало. На август 41-го все прекрасно понимали, линкоры и крейсера без авианосцев не играют. Особенно в такую прекрасную погоду.

— Что с передовыми дозорами? — вице-адмирал Макаров опустил бинокль.

Перестук зениток стих, вражеские самолеты уходили. Флагману пока везло, ощетинившийся иглами десятков зениток стальной динозавр пока избегал близкого знакомства с бронебоями и торпедами. Пока. Вон, родной брат «Цесаревича» «Слава» идет в десяти кабельтовых по левому борту с заметным дифферентом на нос.

— Пока все тихо. Трижды передавали об обнаруженных подлодках. Крейсера барона Рокасовского налетами не беспокоят. Платон Алексеевич пишет, что его даже не пытались колупнуть.

— Все понятно, Николай Адамович. Запросите командующего авиацией на Барбадосе, полковник Лебедев, если не ошибаюсь, — командующий эскадрой повернулся к своему начальнику штаба. — Попросите поднять что можно, провести авиаразведку Наветренного пролива. Наиболее опасные сектора сами определите.

— Попрошу, но у сухопутных тоже большие потери. Хотя… — контр-адмирал Милевский поднял очи горе, — Бомбардировщики они сегодня не задействовали. Должны найти дюжину готовых к вылету экипажей.

— Шифровка с «Наварина»!

— Расшифруйте.

— Контр-адмирал Державин сообщает, что уходит курсом зюйд-ост. Через шесть часов сможет поднять смешанную волну.

— Пыжится Владимир Дмитриевич. У него треть экипажей осталась и четверть машин от того, что два дня назад было.

Макаров остановился. Окинул тяжелым задумчивым взглядом офицеров на мостике. Командующего глодало одно маленькое сомнение.

— Кинг до сих пор не ввел в бой свой авианосец. Он должен где-то болтаться. На месте янки я бы двинул в бой свои линкоры сразу поле удара базовой авиации. Срочно радио Державину: пусть идет на соединение с французами.

— У Жансуля полный запас топлива, утром должен был принять с танкеров. Пойдемте к карте, Вадим Степанович.

— Показывайте, Николай Адамович.

Через три четверти часа с антенн «Цесаревича» сорвались молнии шифровок. По внутриэскадренной УКВ-связи ушли короткие приказы. Все поврежденные корабли, кто не мог держать ход выше 25 узлов или имел ограниченную боеспособность легли на курс к портам Южной Америки. Поредевшие русские бригады, отдельные отряды и соединения повернули к проливу между островами Антигуа и Барбуда.