— Приходил этот, Лионель, — вспомнил оруженосец. — Принёс папку, сказал, что там какие-то записки. А ещё велел передать, что уже почти напал на след мошенника и скоро его поймает.

— Удачи ему, — проворчал Марк и ушёл.

Он проснулся утром от света, лившегося в окно. Открыв глаза, он потянулся и прислушался. В комнатах было тихо. Никто не спешил разбудить его и подать холодную воду для умывания. Потом он вспомнил, что остался на ночь в покоях Джин Хо, а лис и оруженосцы, наверно, не смогли толком объяснить Модестайну, куда делся его любимый хозяин.

Поднявшись, он подошёл к окну и выглянул на улицу. Площадь перед замком шерифа тонула в утренней дымке, но по ней уже торопливо пробегали заспанные слуги, куда-то браво маршировали стражники, а на противоположной стороне возле какого-то крыльца ритмично швыркал метлой дворник. Сзади осторожно скрипнула дверь, и раздался радостный возглас Модестайна:

— Вот вы где!

День начался. Умывшись и одевшись, Марк вернулся к себе. В спальне под одеялом вздыхал и повизгивал белый лис, его дары куда-то пропали, а возле камина сидели, пристыжено отводя глаза, помятые оруженосцы. Марк хмуро взглянул на них и выгнал, приказав привести себя в порядок и больше не являться ему на глаза в таком непотребном виде. Они поспешно убрались, а он прошёл в кабинет и, сев за стол, открыл лежавшую там папку.

В ней были те немногие бумаги, которые собрал при своём неудачном расследовании Лионель де Вивьер. Марк нашёл там письменное прошение Мелансона, в котором тот слёзно клялся, что не причастен к убийству шерифа, описывал произошедшее и умолял найти настоящего преступника и очистить его имя от несправедливых обвинений.

Прочитав его, Марк отметил, что юноша получил неплохое образование, у него изысканный стиль изложения и красивый почерк, и обучала его, скорее всего, матушка, поскольку некоторые фразы явно были позаимствованы из рыцарских романов, а лёгкие росчерки напоминали своим изяществом женские.

Отметив это, он взялся за записки. Они были короткими, в пару строк и написаны грубым, квадратным и явно изменённым почерком, к тому же без знаков препинания и с некоторыми ошибками. Внимательно изучив их, он убедился, что они не могли быть написаны той же рукой, что и лежавшее рядом прошение. Скорее, человек, который писал их, был не слишком грамотным, и учился писать самостоятельно, по грошовым книжкам, где некоторые литеры имели зеркальное изображение. В данном случае развёрнуты были буквы «d» и «b». И поскольку они были написаны с тем же наклоном и нажимом, он решил, что это особенность почерка автора записок, которую он не смог скрыть.

Кроме того, в папке имелось донесение сержанта стражи о том, что в переулке у таверны «Синий вепрь» обнаружен труп, позднее опознанный как шериф Огюст Лакруа, и находившийся рядом офицер замковой охраны Пьер Мелансон. Больше там ничего не оказалось, даже протокола допроса хозяина таверны, вызвавшего стражу.

Положив эти бумаги в папку, Марк закрыл её и сунул в ящик стола. Он как раз думал, что делать дальше, когда услышал осторожный стук. Он поспешно поднялся и, закрыв дверь в спальню, впустил в гостиную Дюваля.

— Я всё выяснил! — сообщил тот. — Этот Монжо — ростовщик, живёт на улице Голубки на северной окраине. Полное имя Адриен Монжо, около сорока лет, по молодости занимался мошенничеством, за что был отправлен на каторгу. Отбыв там три года, поселился в Пуатье, женился на вдове купца Жардена. Жена через год умерла, он распродал всё оставшееся после неё имущество, в том числе дом на улице Бернар, и переехал на окраину. Начал давать деньги в долг. Его пытались привлечь за незаконное ростовщичество, но он откупился, а потом приобрёл патент и с тех пор исправно платит пошлину со своей деятельности. Шериф Лакруа, действительно, интересовался им, приказал сыщику Рони выяснить о нём всё, что можно, и именно от него я получил эти сведения. Он сказал, что шериф встречался с этим ростовщиком и даже будто бы сам следил за его домом. Я попросил Рони проводить меня туда. Улица Голубки довольно узкая, старой застройки, там стоят покосившиеся деревянные дома не больше двух этажей, тесно прижатые друг к другу. Там живёт в основном беднота, небогатые ремесленники и торговцы. Я расспросил о Монжо в лавке рядом и в трактире. Его побаиваются, говорят, что он нанимает каких-то громил для охраны и выбивать долги из должников. Однако последние год-два к нему часто обращаются далеко не простые люди. Их видят в тёмное время суток, они приходят, закутавшись в дорогие плащи со слугами, даже приезжают верхом и в каретах, которые оставляют за пару кварталов на площади. Поговаривают, что теперь он ворочает деньгами, куда большими, чем мог получить за имущество жены. Наверно, опять взялся за прежнее!

— Понятно, — кивнул Марк. — Отправляйся к Гаспару. Пусть собирает всех внизу. Потом скажешь капитану Ламберу, что мне нужны четыре рыцаря. И разыщи моих оруженосцев, они тоже пойдут с нами.

Кивнув, сыщик юркнул за дверь, а Марк отправился за плащом и мечом. Когда он снова вышел в гостиную, дверь в спальню была открыта и на пороге стоял Джин Хо.

— Я пойду с тобой! — решительно заявил лис.

— Без завтрака? — насторожился Марк, подозрительно взглянув на него.

— Лисы могут не есть несколько дней. Особенно если до этого наелись до изумления! Просто пойдём и арестуем этого гада! А после пообедаем, хочу попробовать копчённую косулю.

— Как скажешь, — пожал плечами Марк.

Улица Голубки оказалась как раз такой, какой описал её Дюваль, тесной, грязной и неуютной. Верхние этажи домов нависали над замусоренной утоптанной землёй, а вдоль домов были прокопаны водостоки, от которых несло гнилью. Вышедшая на порог одного из домов неопрятная женщина собиралась выплеснуть помои едва не на сапоги Марка, но увидев кулак, которым пригрозил ей шествовавший рядом Клеман, поспешно убралась обратно и захлопнула дверь.