Мне хотелось обхватить себя руками, чтобы хоть как-то согреться, но я держалась. И почему он все еще молчит? Ситуация знатно нервировала. Странный человек, чего он ко мне подошел, да еще и спрятался за спиной? Хочет, чтобы я первая начала разговор? Слишком гордый? Что же, вас ждет разочарование, господин де Фоссе, мы сделаны из того же теста.

Нос защипало, а пальцы на руках я уже едва чувствовала. Достать из кармана плаща перчатки и спрятать руки в их теплой ткани сейчас было пределом моих мечтаний. Где же Мадлен? Еще немного, и я наплюю на всю свою гордость.

В тот момент, когда я вспоминала подругу недобрым словом, меня окутало теплом, словно в жаркий летний день. Я нахмурилась, подумав, что просто уже перестаю чувствовать холод. Обволакивающее облако тепла стало греть еще сильнее, а запах мяты окружил, словно обнимая. Де Фоссе колдовал, согревая меня. На это понадобилось всего секунд десять, и мне стало почти жарко. Но мужчина все молчал. Чего же он хотел? Я приняла поражение и, повернув голову, увидела, что он стоит куда ближе, чем я думала, а взгляд его устремлен так же, как и мой недавно, вперед. Одна рука спрятана в карман черных брюк, а вторая сжимает рукоять серебряной трости. Я обратила внимание, как блеснули несколько изумрудов, которые он накрыл длинными пальцами с резко выступавшими костяшками. Подняла глаза на его лицо и тихо произнесла:

– Спасибо.

Ответить мне не удосужились, а через пару секунд двери ресторации распахнулись, и на улицу вылетела слишком раскрасневшаяся Мадлен. Увидев меня, она помахала рукой, а потом, заметив рядом де Фоссе, прищурилась.

– Сели? Что ты тут…

Я забрала из рук Моди плащ и поспешно сказала:

– Идем, нам уже давно пора.

Мадлен изумленно подняла брови, я подхватила подругу под руку, пока та не спохватилась, и потащила ее подальше от ресторации.

– До свиданья, Селина, - услышала его голос и вздрогнула, тогда как Моди коварно улыбнулась и повторила, как попугай:

– «До свиданья, Селина»? И что это значит, дорогая?

– Ничего не значит, - покачала я головой, застегивая на ходу пуговицы плаща.

– Ах, ничего не значит? Ну да, конечно. Так и думала, что тебе понравился этот, более мрачный и такой деловой… - Моди захихикала, подстраиваясь под быстрый шаг и уже сама поудобнее перехватывая меня под локоть.

– И что? Он сам подошел? А как его зовут?

Я не обращала внимание на Мадлен, уговаривая себя не оборачиваться. Разум и сила воли проиграли, но де Фоссе уже не оказалось у входа в ресторацию. Я обругала себя, на чем мир стоит.

– Моди, не знаю я, как его зовут! Умоляю, давай закончим этот разговор!

Подруга серьезно на меня посмотрела и, пожав плечами, кивнула:

– Да ладно тебе. Не хочешь говорить - не надо. Зато вот я узнала, что серый костюм так неимоверно идет мужчинам с именем Харлей. Харли - красиво, да? Так и хочется повторять: Харли, Харли… И глаза у него никакие не зеленые и даже не карие, а самые настоящие черные. Завораживающие до ужаса.

Тут я была согласна с Мадлен, хоть мы и думали о разных глазах.

Я подняла голову, разминаю затекшую шею. Помассировала холодными пальцами правое плечо и уставилась в одну точку, над головами других сотрудников в лаборатории. Пришлось приехать с утра еще до восхода солнца, чтобы занять приличный стол. Как это порой бывало, начиная работать, я уходила в исследования с головой. Профессор Фольцимер на своих лекциях часто вещал, что именно это и является показателем истинного ученого. Того, что забывает о еде и сне, забывает об окружающем мире.

Уже больше часа я пыталась понять, почему крокус поменял цвет с голубого на бледно-желтый, рассматривая пыльцу и структуру лепестков в лупы разной мощности. Странный побочный эффект. Неужели дело было в ядовитой пыльце Сонника? Хорошо, конечно, если итоговый образец будет отличаться по внешнему виду, но это могло принести и отрицательный результат, выявив в самый неподходящий момент, что вместе с цветом изменились и другие характеристики растения.

Шуршания, методичная работа ножичками, громкое, нетерпеливое листание записей и тихие разговоры исследователей самих с собой слились для меня в монотонный шум, размеренно укачивая. Прикрыла глаза. Не знаю, что там говорил Фольцимер про «не есть и не спать», но от чашки чая со сладкой булочкой и мягкой кровати я бы сейчас не отказалась.

Бессонная ночь давала о себе знать. Спала от силы часа три, остальное время все просыпалась и ворочалась, то снимая одеяло, то закутываясь в него с головой. Мысли постоянно возвращались к господину де Фоссе и нашей незапланированной встрече в «Горгонзоле». Я переигрывала тот вечер сотни раз.

Как иначе можно было себя повести? Что сказать? Усмехнуться погромче? Посмотреть по-другому, а лучше, вообще, не смотреть на него. Не стоило даже поворачивать голову, а с Мадлен надо было вести себя построже, сказать одно резкое «нет» и все. А после, уже на улице, как было бы хорошо развернуться и влепить господину главе Тайного сыска запоздалую пощечину. Наедине с собой можно было помечать…