Мы с мамой обе согласились бы с утверждением, что Крисфир обладал непередаваемой аурой обаяния. Розмари быстро попала под его влияние, так как всегда обладала склонностью к мужчинам, умеющим говорить, а внимание знаменитого мастера не может не льстить.

Я упустила момент, как мы перешли к разговору о цвете моих глаз. Помню только, что на пару минут я точно забыла о господине де Фоссе, что несказанно меня порадовало. Но как только я подумала, что не думаю о нем уже больше пяти минут, так он снова засел в моих мыслях.

– Знаете, Селина, вы же позволите мне обойтись без всех этих условностей? Вам надо носить сапфиры в сочетании с горным хрусталем. Именно так! Мне кажется, что именно вас я представлял, когда создавал Горную диадему. Это поразительно.

– Неужели? Мы ее еще не видели, - сокрушенно заметила мама.

– Сейчас же исправим это, - уверенно заявила Моди, - сапфиры выставляются в дальней зале.

Все тут же согласись, что исправить ситуацию надо, действительно, непременно.

Дальняя зала была самой маленькой, в ней было куда меньше людей, которые либо еще не успели просочиться мимо первых экспозиций, либо атмосфера залы была настолько камерной, что не все решались задержаться в ней надолго. В отличие от других залов, в этой был довольно приглушенный свет, а стены завешаны плотными темно-синими тканями, мягко стелющимися по белому мрамору пола. Всего было четыре витрины, которые резко выделялись на темном фоне. Свет магических ламп в витрине отражался в сапфирах, и камни бросали отблески сияния на стекла и лица гостей.

Диадема выставлялась одна, в центральной узкой витрине. Тонкое переплетение белого золота было больше похоже на ручное шитье, сапфиры нежно-голубого цвета, почти прозрачные, обрамляли более высокие камни горного хрусталя, в глубине которых танцевало синее свечение.

Мама и Мадлен молча любовались украшением, никому не хотелось говорить, казалось, что любые восторженные вздохи и слова не описали бы красоты камней.

– Она и правда мое любимое детище за последние годы.

– Дометро, наверное, вы были невероятно вдохновлены!
– поделилась своими мыслями мама.

– Вы правы, Розмари, помнится, я тогда вернулся с Южных островов.

При упоминании об островах весь мой восторг быстро угас. Диадема все еще оставалась красивой, но уже не такой интересной.

– Разве горный хрусталь не порода с Севера?

– Это южный горный хрусталь, - ответила я вместо мастера, - только он имеет синие прожилки. Некоторые порой думают, что это горный хрусталь плохого качества, не такой чистый, как полагается, не зная, что редкость южной разновидности этого камня оценивается куда больше.

– Верно!
– радостно согласился Дометро, тепло мне улыбаясь.

– А знаете… - начала мама, но вдруг замолчала.

Крисфир ждал продолжения фразы, а мы с Мадлен проследили за взглядом Розмари. В дверях стоял профессор Фольцимер. Он пока еще не увидел нас и с интересом осматривался.

– Извините, мне надо отойти, - неловко, наконец, закончила мама, вызвав удивление Дометро, который вслед ей проговорил:

– Загадочное создание.

Мы с Моди переглянулись и сделали вид, что не услышали последней реплики.

Мне понадобилось пару минут, чтобы осознать - ни профессора Фольцимера, ни мамы больше не было видно в малом зале. Извинившись перед Моди, взгляд которой обещал скорую расправу на допросе, и Дометро Крисфиром, я направилась на поиски намного более интересовавшей меня пары. Что ж, похоже, знаменитый мастер был немного шокирован нашим «радушным» приемом.

Десять минут кружения между выставочными витринами и подавальщиками с подносами, заставленными закусками и пирожными, выполненными специально для мероприятия в виде драгоценных камней - гениальная идея Моди, - и мой взгляд натолкнулся на светлую макушку мамы. Я нисколько не удивилась, увидев рядом с ней и профессора. Они стояли в углу, откуда из-за плотной шторы иногда выходил персонал. Я не стала подходить слишком близко, остановившись возле длинной витрины с изумрудами всевозможных оттенков и размеров. Расслышать, о чем был разговор, представлялось невозможным из-за приличного расстояния и толпы людей вокруг, но я понимала, что это был не диалог о прелестях погоды или беседа старых знакомых, придающихся приятным воспоминаниям о юности.

Профессор Фольцимер выглядел крайне недовольным, постоянно хмурился, и говорил он явно не своим обычным холодным тоном. Лица мамы я не видела, но порхающие руки в процессе активной жестикуляции сказали мне гораздо больше. Если бы я обладала магией, непременно знала бы парочку фокусов с незаметным подслушиванием, но увы, простым смертным приходилось довольствоваться малым.

Совсем рядом вдруг послышался мужской голос:

– Удивительная огранка…

Через пару секунд чуть громче:

– Невозможно оторваться, как играет свет.

Я даже не обернулась, полностью уверенная, что у этого голоса есть внимательный собеседник.

– Но вас похоже интересует что-то более захватывающее.

Одновременно с этим замечанием профессор Фольцимер сжал мамино предплечье, и она затихла. Все интереснее и интереснее…

Почти у самого уха кто-то кашлянул, то ли извиняясь, то ли привлекая внимание. Быстро обернувшись, я увидела перед собой мужчину в светло-бежевом костюме. Мужчина показался мне смутно знакомым, но я не смогла вспомнить ни его имени, ни того, когда именно я могла бы с ним встретиться.