Робби не был особенно осторожен и никогда не отличался сообразительностью. Его ДНК было обнаружено на теле девушки. Окровавленные отпечатки пальцев выдали его присутствие на месте преступления. Сосед услышал шум, а затем увидел, как Робби уходит. Грею еще никогда не доводилось сталкиваться с таким открытым делом. Но у Робби хватило наглости удивиться, когда Грей арестовал его за убийство. Он искренне надеялся, что это сойдет ему с рук просто потому, что он был копом, а его жертвой была обычная шлюха. К сожалению, он был не единственным, кто так думал. Большинство его приятелей по профсоюзу считали, что копы всегда должны прикрывать спины друг друга, независимо от того, что они натворили.

«Братство в синем» и вся эта веселая чепуха.

Грею было наплевать. Он не верил в принцип «все за одного», когда служил в армии, и не верит в него сейчас. Уважение заслуживалось, а не давалось, и форма была столь же почетна, как и человек, ее носящий.

К сожалению, только около половины полицейских в его подразделении чувствовали то же самое, что и он, а это означало, что с тех пор весь отдел раскололся.

– Забудь о них, чувак, - сказал его сосед по раздевалке Гарбовски, когда Грей вернулся после того, как избавился от мертвого грызуна. Грей редко общался с полицейскими, но Гарбовски был для него самым близким другом в полиции. Он также был одним из немногих чернокожих полицейских в округе, что делало его таким же аутсайдером, как и Грей. Он явно остался, ожидая, пока Мерфи и его приятели уйдут, чтобы поговорить с Греем наедине.
– Ты всего лишь выполнял свою работу.

– Видимо, этого было достаточно.

– Это только потому, что Мерфи в хороших отношениях с заместителем шефа полиции Хигсоном. Он считает себя неприкасаемым.

– Возможно, он и прав.
– Хотя Реджистер, начальник отдела Грея, относился к нему с симпатией, заместитель шефа Хигсон - совершенно точно, нет. А когда дело касалось большой шишки - шефа полиции Виндхолма, Мерфи и помощник шерифа Хигсон, обладали куда большим влиянием, чем Грей и Реджистер.

Грей достал из шкафчика свой пояс. К тому времени, как он наденет все свое снаряжение, он будет на двадцать пять фунтов тяжелее.

– Как долго они собираются таить обиду? Пока я не уйду на пенсию?

– По крайней мере, пока не закончится суд над Робби.

Грей застонал. В реальной жизни судебные процессы происходили не сразу, как по телевизору. Прошли месяцы, прежде чем Робби увидел зал суда.

– К черту мою жизнь.

– Не позволяй им сломить тебя.

Да. Легче сказать, чем сделать. Единственным спасительным моментом было то, что вне политики Грей любил свою работу.

Шестой округ был самым маленьким из районов Денвера, но и самым оживленным, охватывая нижнюю часть города – ЛоДо (исторический район Денвера), как называли его колорадцы. Преступной активности было очень мало, а это означало, что у Грея не было напарника, но район охватывал Юнион-стейшн, Лаример-сквер, автобусную станцию, Корс-Филд, Пепси-центр, Конференц-центр, торговый центр на Шестнадцатой улице, здание федерального суда и Сивик-Сентр-парк. Короче говоря, он включал в себя практически все популярные места, которые мог предложить город Денвер. В этом районе проживало более семидесяти тысяч человек и располагалось множество предприятий, в том числе множество баров и клубов. По выходным люди со всех концов съезжались в центр Денвера, чтобы повеселиться. С вечера пятницы до утра понедельника могло случиться все, что угодно, но будни были не такими сумасшедшими.

Несмотря на то, как это выглядело в фильмах, только около пяти процентов работы Грея было связано с реальными преступлениями. Более семидесяти процентов вызовов в Шестом округе касались приезжих. Центр Денвера был местом столкновения миров. Миссии и приюты для бездомных соседствовали с новехонькими высотками, в которых располагались квартиры стоимостью в миллионы долларов. Продовольственные магазины и бесплатные столовые соседствовали с элитными ресторанами. Недавно в Денвере был принят закон, запрещающий людям сидеть или лежать на тротуаре торгового центра на Шестнадцатой улице. Это вызвало возмущение, но представители бизнеса настаивали на том, что это необходимо. Правы они или нет, но клиенты всегда предпочитали тот бизнес, который не был окружен палаточным городком.

Звонки о бездомных не обязательно были связаны с криминальной деятельностью. Небольшой процент звонивших сообщал о торговле наркотиками, но в основном это была чушь собачья. Многие бездомные употребляли наркотики, но мало кто из них занимался наркоторговлей. Но граждане из верхушки среднего класса, которым приходилось пробираться сквозь толпу бедняков, поняли, что сообщение о продаже наркотиков быстрее привлекает полицию, чем просто жалобы на то, что они слоняются по тротуару в неположенном месте.

Но добропорядочные граждане все еще существовали, по крайней мере, в какой-то степени. Почти половина звонков о временно перемещающихся лицах была связана с тем, что пешеходы были обеспокоены чем-то, что они видели, проезжая мимо, человеком на тротуаре, который, казалось, не реагировал, был ранен или иным образом нуждался в медицинской помощи.

Первый звонок Грея за день попал именно в эту категорию. Кто-то сообщил, что мужчина, раздававший религиозные материалы на церковной парковке, судя по всему, был мертв. Грей знал многих бездомных в своем районе по именам, так было лучше, ведь он общался с ними один на один, а не был их противником, и он чертовски надеялся, что звонивший ошибся. Бездомный по имени Эдди пользовался церковной парковкой, потому что церковь это разрешала и потому что они разрешали ему пользоваться их туалетами. Психически Эдди находился в той неопределенной серой зоне, где чтение и простейшая арифметика сбивали его с толку, не давая возможности найти постоянную работу, но он был недостаточно медлителен, чтобы считаться «инвалидом», что также означало, что он не мог рассчитывать на какую-либо помощь от государства. Для таких парней, как Эдди, выбор часто сводился к тому, чтобы положиться на семью или жить на улице.

Грей вздохнул с облегчением, заезжая на парковку, о которой шла речь. Эдди явно не был мертв.

Выйдя из машины, Грей постучал по камере у себя на груди, чтобы включить ее. Технически, камера всегда записывала и буферизовала видео, перезаписывая себя каждые тридцать секунд. Она не сохраняла видео или аудио, пока Грей не включил ее. Но, включившись, он не мог выключить его, пока инцидент не был исчерпан. Это был сущий ад, когда разговор затягивался, и ему приходилось выбирать: писать на камеру или терпеть весь день.