— Молоков и Каманин вывезли пять человек, — сказал Литвинов, протягивая радиожурнал. — Вот запись уэленской передачи.

— Больше никаких вестей?

— В лагерь прибыл Слепнев. У него авария…

Позднее я узнал, как все это произошло…

7 апреля Маврикий Слепнев перелетел из Уэлена в Ванкарем.

— Как там у них погода? — первым делом спросил он.

— Лагерь может принять.

— Разгрузить машину! — заторопился летчик. — В кабину возьмем упряжку ездовых собак; от лагеря до нового аэродрома километра четыре, собаки пригодятся…

Челюскинская льдина находилась в ста тридцати пяти километрах от Ванкарема. На тридцать шестой минуте полета Слепнев заметил дым лагерных костров. Лыжи самолета коснулись льда, машина пробежала совсем немного и уткнулась в торосы. Лопнула стяжка шасси. Механики тотчас принялись за ремонт, а Слепнев с Ушаковым отправились в лагерь. После Анатолия Ляпидевского они оказались здесь первыми.

— Ожидаем еще Каманина и Молокова, — сообщили им обрадованные челюскинцы.

На горизонте возникли две черные точки, быстро превратившиеся в бипланы. Летчиков встретили восторженно: после стольких дней ожидания — три самолета за один час! Молоков забрал троих полярников, а Каманин, летевший со штурманом Шелыгановым, двоих. К вечеру пятеро челюскинцев были в Ванкареме. Слепнев и Ушаков заночевали в лагере…

Весь день я провел на петропавловской радиостанции, передавая в Москву подробности полетов Слепнева, Молокова и Каманина. Помощь судовых радистов Василия Литвинова и Бориса Попова была неоценима; без них я, конечно, не справился бы. Радисты «Сталинграда» отлично представляли себе, как ждут на Большой земле вестей о челюскинцах, они следили за эфиром и старательно записывали все новости с Чукотки.

Пароход «Киров» доставил из Владивостока на Камчатку московские газеты; там я нашел свои корреспонденции, переданные три недели назад телеграфом из Хабаровска. Я подобрал для челюскинцев комплект «Правды» за январь, февраль и двадцать дней марта. Этот скромный подарок предназначался людям, которые давно уже не видели газет.

Все было готово к отплытию; оставалось поднять на палубу «Сталинграда» голубую летающую лодку дальневосточного пилота Александра Святогорова.

Мой «морской дневник» вскоре пополнился новыми записями:

«9 апреля. Два часа дня по местному времени, в Москве раннее утро. Кажется, все население Петропавловска собралось на проводы «Сталинграда». Старожилы, помнящие поход «Таймыра» и «Вайгача», напутствуют: «Легких льдов! Возвращайтесь с челюскинцами!..» Пять часов пополудни. Берега Камчатки тают в туманной дымке. Самолеты, провожающие «Сталинград», возвращаются в Петропавловск; эти маленькие «гааврушки» — родные сестры машины Бабушкина…

10 апреля. Радисты опять приготовили мне сюрприз: за утренним чаем я обнаружил у своего прибора в кают-компании конверт, а в нем — две странички с записями новостей, перехваченных ночью Литвиновым и Поповым. «Красин» пересек Карибское море и приближается к берегам Панамы. «Смоленск» двинулся из Олюторского на север, но уже в десяти милях от побережья встретил тяжелые льды. Молоков, Каманин, Доронин и Водопьянов ждут сигнала Кренкеля, чтобы лететь в лагерь. Минувшей ночью грозный гул поднял всех челюскинцев на ноги — снова началось мощное торошение. Около двух часов пополуночи на главный барак, сметая бочки, ящики, бревна, двинулась пятиметровая ледяная стена. Люди выскочили из палаток и во мраке бросились спасать драгоценные припасы. Вдруг яркое пламя озарило картину разрушения — вспыхнул ящик со спичками… Через час все утихло. Возле палаток неподвижно застыли ледовые нагромождения. Лагерь пересекают многочисленные трещины. Самолет Слепнева успели перетащить в относительно безопасное место.

«Сталинград» идет открытым океаном, держа курс к Командорским островам. Льдов не видно».

За ужином доктор Старокадомский заговорил о былых арктических экспедициях:

— Разве можно сравнить современные плавания хотя бы с походом «Таймыра» и «Вайгача»! Тогда в Арктике работали лишь три-четыре радиостанции, да и те маломощные. Помнится, открыли их в начале мировой войны на Вайгаче, у Карских ворот, в проливе Югорский Шар и на западном берегу Ямала, потом построили еще рацию на Диксоне. Обслуживать они могли только те суда, что плавали в западной части Карского моря. Если же пароход встал на зимовку, скажем, в устье Лены, то у моряков была лишь одна возможность сообщить о себе — отправить гонца в Якутск… Знаете, как Амундсен подал весть о своей экспедиции?

— Расскажите, Леонид Михайлович!

— Плавание «Мод» многие помнят, лишь пятнадцать лет с тех пор прошло, — сказал доктор Старокадомский. — В конце 1919 года Амундсен, зимовавший у острова Айон, отправил трех своих спутников в ближайший городок Нижнеколымск, чтобы оттуда послать депеши о положении «Мод» в Норвегию. Недели через три гонцы вернулись с неутешительной вестью: в Нижнеколымске нет ни радио, ни телеграфа, а радиостанция в Среднеколымске не работает. Тогда Амундсен направил людей в Анадырь. Не без приключений добрались они до места, сдали депеши и пошли назад — к зимовке «Мод». А сколько, вы думаете, длилось это пешее путешествие? Больше полугода…

В кают-компанию вошел старпом, все повернулись к нему.

— Что нового, Александр Петрович? — спросил доктор Старокадомский.

— Все в порядке, проходим Командоры.

Командорские острова — Беринга и Медный — были открыты русскими мореплавателями двести с лишним лет назад.

На небольшом кусочке суши, среди просторов Великого океана, закончил свой жизненный путь капитан-командор Витус Беринг, один из руководителей Великой Северной экспедиции.

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ ЛАГЕРЯ