Утром, собираясь на берег, мы с Розенфельдом заглянули в кают-компанию «Смоленска». Незнакомец в летном костюме под аккомпанемент Ляпидевского напевал старинный цыганский романс. Углубясь в ветхий томик и заткнув пальцами уши, гидрограф челюскинской экспедиции надрывно читал монолог Бориса Годунова. С отрешенным видом на своем обычном месте, в уголке, сидел Водопьянов, заполняя очередные страницы катастрофически удлиняющейся рукописи. В кубрике сводный оркестр трех кораблей репетировал марш «Тоска по родине».

Склонившись над столом, художник Решетников критически разглядывал затейливую афишу самодеятельного концерта.

ПЕРВЫЙ РАЗ В БУХТЕ ПРОВИДЕНИЯ!!!

Спешите видеть!

Феноменально!

Неповторимо!

…Проездом из Чукотского моря на Сретенский бульвар

и Фонтанку…

Объединенный

КОНЦЕРТ

беспримерных артистических сил, сверхъестественных виртуозов

и фантастических дарований, не поддающихся описанию…

ТОРОПИТЕСЬ, ПОКА ЕЩЕ НЕ ПОЗДНО!!!

— Как находите? — спросил художник, отойдя шага на два и скользя прищуренным взглядом по афише.

— Бесподобно! — воскликнул Розенфельд. — Но почему здесь такие простые, будничние слова? Надо острее, звонче, а восклицательные знаки должны сверкать, как штыки на параде.

В кают-компанию влетел, запыхавшись, фотограф челюскинской экспедиции Новицкий. Этого подвижного, пятидесятилетнего человека с седеющей шевелюрой полярники называли запросто Петей. Далеко не все знали, что Петр Карлович Новицкий был одним из зачинателей советского документального кино, что он снимал Владимира Ильича Ленина и сохранил для будущих поколений бесценные кадры.

— Эх, не так, не так взялись! — быстро заговорил Новицкий, разглядывая афишу и слегка посмеиваясь. — Вот тут, вверху, надо было написать этаким обводом — «Северно-экзотическое представление»…

— А затем подробно изложить цели художественной самодеятельности, — перебил Розенфельд и, сопровождаемый хохотом, выбежал на палубу.

Невдалеке от чукотского стойбища нам повстречался зоолог Владимир Сергеевич Стаханов, и мы втроем двинулись к ярангам. Зарычали собаки. Из ближайшего жилища выглянул старик в буро-желтой меховой одежде с капюшоном. Завидев нежданных гостей, он выбрался наружу. Приветливо кивая головой, старик пригласил нас войти.

Жилище освещалось своеобразно: в плошках со звериным жиром плавали фитили из мха. Девушка с блестящими, необыкновенно черными волосами неторопливо снимала нагар со светильников. Лампы-жирники служили и для приготовления пищи: в подвешенных над ними котелке и закопченном медном чайнике булькала какая-то жидкость. На полу были расстелены оленьи шкуры.

Хозяин перевел взгляд на пожилую чукчанку и произнес короткую фразу. Порывшись в углу, где была свалена всякая рухлядь, женщина извлекла овальное блюдо с потрескавшимися краями и отдала его скуластой девочке-подростку. Та выскочила из яранги и вскоре вернулась, неся на блюде здоровенный кусок моржового мяса. Хозяйка принялась ловко кромсать его острым кривым ножом.

Трое ребятишек прервали возню и с любопытством уставились на незнакомцев. В ярангу вошел высокий, жилистый, суровый на вид чукча лет тридцати — старший сын. Трое малышей и худенькая девочка-подросток обступили брата. Улыбаясь и сверкая жемчужными зубами, черноволосая девушка что-то рассказывала; жирники озаряли ее смугловатое лицо, вздернутый широкий нос, тонкие, словно наведенные тушью, полоски бровей, смышленые темные глаза.

Хозяйка принесла пшеничные лепешки.

— Кау-кау! Кау-кау! — как воронята, запищали маленькие, окружив мать.

— Требуют лепешек, — улыбнулся зоолог. — Кстати говоря, они очень недурны.

Женщина уложила лепешки на блюдо с моржатиной и поставила перед гостями.

О многом хотелось нам расспросить чукчей, но беседа не ладилась — они не понимали по-русски, а наш толмач Владимир Сергеевич знал с грехом пополам десятка три чукотских слов, из которых едва ли можно было склеить хотя бы одну толковую фразу.

Возвращаясь к стоянке трех судов, мы шли гуськом по узкой снежной тропинке вдоль берега. Вдруг послышался окрик, напоминающий возглас каюра. Торопя упряжку, нас догонял высокий чукча, старший сын хозяина. Он соскочил с нарт, сунул мне в руку какой-то небольшой предмет, молча кивнул головой и тут же погнал собак обратно.