Маленькая, будто погрузившаяся в землю хижина прилепилась у подножия крутого склона, увенчанного седловиной.

— Чилкут! — сказал пилот. — Тропа на Дайе, к Соленой Воде…

Вот он какой, Trail, знаменитый чилкутский перевал, волок конца прошлого века!.. По тропе, проложенной через седловину неведомыми пионерами, в занесенных снегом ущельях и долинах, через озеро и протоки влачились одержимые «желтым дьяволом» безжалостные ко всем окружающим и к самим себе охотники за самородками, искатели счастья, неудачники, авантюристы. Клондайк и Бонанза, Доусон и Эльдорадо манили их неисчислимыми сокровищами. Околдованные мечтой о легком обогащении обыватели, конторщики, разорившиеся фермеры, лавочники, безработные матросы, студенты за бесценок сбывали свой скарб, нажитое годами добро, бросали на произвол судьбы жен, детей, родителей и заполняли пароходы, отправлявшиеся к берегам Аляски. Они не задумывались о жестоких испытаниях, которые готовил пришельцам Север. Trail был только первым этапом далекого и страшного пути в глубь страны. Стужа, голод и цинга грозили новичкам уже от самого чилкутского перевала, смертельная опасность таилась в порогах и стремнинах Белой Лошади, где шквальный ветер шутя опрокидывал тяжело нагруженные лодки.

Людские потоки делились на ручейки, продолжавшие лихорадочно стремиться к «золотой земле». А там, в среднем течении Юкона, каждого претендента на богатство ожидала беспощадная борьба с подобными ему золотоискателями. Неутолимая алчность превращала людей в хищников.

Чилкут! Белая Лошадь! Этапы рабов золота… В холодной, мертвой пустыне падали от изнеможения и голода слабые и неопытные, рыдали в предсмертной тоске, подстерегаемые волчьими стаями. Выносливые и предприимчивые, с окаменевшим сердцем брели милю за милей, не оглядываясь на обреченных. А по сторонам тропы, как трагические памятники человеческой жадности, поднимались новые и новые могильные холмики жертв «желтого дьявола».

Еще в 1897 году только в Сиэтле и Сан-Франциско осело на три миллиона долларов аляскинского золота, а годом позже все расходы Соединенных Штатов на приобретение Русской Америки с лихвой окупил один лишь Клондайк — он дал на десять миллионов песка и самородков.

«Локхид» приземлился у небольшого канадского городка. Это и был Уайт-Хорс — Белая Лошадь, возникший в годы клондайкского безумия.

Захватив двух пассажиров, пилот продолжал рейс.

На пятом часу полета впереди змейкой блеснула Танана, приток Юкона.

По берегам протянулись узкие и прямые улицы скудного зеленью Фэрбенкса.

Михаил Васильевич Беляков встретил коллегу-метеоролога и меня.

На Аляске я провел семь недель.

Было время, когда в Фэрбенкс приезжали удачливые золотоискатели. Отсюда они пробирались на юг, в шумный Сиэтл, и там в бесшабашном разгуле быстро спускали все добытое потом и кровью. Как прожорливый удав, Сиэтл поглощал мешочки с песком и самородками. Для американских старателей он был тем же, чем некогда Енисейск для сибиряков. Обратно возвращались с пустым кошельком и неугасимой мечтой напасть на богатую жилу. То были любопытные времена, с удивительной яркостью описанные Джеком Лондоном, — времена безудержно азартной игры, когда в одну ночь возникали и мыльным пузырем лопались солидные состояния.

О юных годах золотой Аляски с печальными вздохами, но весьма охотно рассказывали нам старожилы Фэрбенкса, юконские пионеры, почтенные, седовласые джентльмены. Стоило заговорить с кем-либо из них, и собеседник, путая легенды с былью, выкладывал занятные истории о внезапных обогащениях и разорениях, об отчаянно ловких аферах, о циничных и безжалостных королях Оленьего ручья, Бонанзы, Лосиного выгона, о фантастических событиях давно минувших дней, когда Сэмми-ирландец, Ральф-койот и Стив-грубиян небрежным жестом швыряли увесистые мешочки и пузатые кошельки на стойки таверн… «Дюжина яиц — пятнадцать долларов! Тарелка бобов — три с половиной!.. Да, сэр, удивительное было время… Да и людей таких теперь нет!» — шепелявил сгорбленный свидетель далекого прошлого, и в его тусклых глазах вспыхивали и гасли искорки, рожденные воспоминаниями.

Недолговечно было старательское счастье. Учуяв поживу, на Аляску проникли банковские дельцы из Штатов. Никаких моральных и этических норм не существовало для них. Подкуп, вымогательство, обман, вероломство, хитроумные комбинации, убийство — все использовалось, чтобы завладеть природными богатствами Севера.

Все эти Сэмми-ирландец, Малышка Билл, Фил из Техаса и прочая мелкая сошка опомниться не успели, как очутились в лапах тигров из банковских джунглей.

Но и те продержались лишь короткое время. Из далекого Нью-Йорка за огромными прибылями, которые давал американский Север, пристально следил Джон Пирпонт Морган… В чьих руках сосредоточена аляскинская торговля? У Морганов! Кто владеет всеми видами транспорта? Морганы! Кому принадлежат рыбные промыслы, консервные заводы, лесные угодья, прииски? Семейству Морганов!..

От приключенческой романтики прошлого остались лишь воспоминания старожилов да блистающий на груди фэрбенкс-ских обывателей миниатюрный бронзовый медальон с чеканкой: «Фэрбенкс — золотое сердце Аляски». Клерки, потеющие в деловых конторах, и средней руки торговцы, не довольствуясь этим талисманом, носили еще в кармане пяти- и десятидолларовые самородки — «на счастье». Медальоны «Золотое сердце» продавались в магазинах по сходной цене — квартер за пару.

В Фэрбенксе я встречал немало людей, похоронивших здесь мечту о независимой, обеспеченной жизни. Старатели-одиночки с горькой усмешкой говорили: «Самый верный способ обнищать — искать золото».

Ежедневно в три часа пополудни два мальчугана, вихрастые, озорные и голосистые, выбегали на местный Бродвей, размахивая пачкой газет: «Фэрбенкс пейпер! Фэрбенкс пейпер!» В дословном переводе это означает: фэрбенксская бумага. «Бумага» носила многообещающее название: «Ежедневные новости фэрбенксского горняка». Но напрасно было искать в этой типично провинциальной газете, принадлежащей, как и тысячи других, крупнейшему объединению капиталистов, хотя бы строчку о труде и жизни горняков. В редакции «пейпера» никому и в голову не приходило заняться такой темой.