— Где же вы с ним впервые увиделись?

— У Соленой Воды, в Дайе. Славные лошадки достались нам… Я, разумеется, говорю об упряжных собаках. Бывают, знаете, очень крупные, как бы пони. Держу пари, вы не поверите: в Канаде фермер-француз, мой знакомый, приспособил пару собак вместо лошадей для распашки поля. Это истина!.. Добрая упряжка была у нас с Джеком, зимой крепко поработала… Помню, купили мы теплые одеяла, свечи, керосин, продовольствие — муку, бекон, сахар, кофе… Насчет еды у нас не так уж плохо было, а все же Джек весной поддался: цинга одолела. Несколько недель крепился — уж очень не хотелось ему на юг ехать… Это теперь цинга не страшна — витамины разные изобрели и концентраты, а ведь мы их не знали… Скажу вам еще: деньги у Джека не водились, человек он был широкий, без мелочности. Вообще — такой молодой, юнец, можно сказать, а жизнь понимал. Нравилось мне, как он в людях разбирается, умеет с ними ладить и за себя, когда надо, постоять… Долго спать не любил, в этом мы тоже сошлись. А когда в Доусон приехали, там было не до сна и скучать некогда. Шесть тысяч старателей и еще в десять раз больше — за перевалами… В барах — игры, танцы, ну, и без драк, понятно, не обходилось!.. Потеха!.. Эх, мне бы сейчас частицу прежней силы!..

— А как вы узнали о романе, где герой носит ваше имя?

— Здесь, в Фэрбенксе. Больше десяти лет прошло, как мы с Джеком распрощались. Многое я о нем знал — в газетах часто писали. Но вот является ко мне молодой человек, верткий, расторопный, с черными усиками — мода такая была… «Вы, говорит, Элам Харниш? Очень приятно! А мистера Лондона, писателя из Калифорнии, вы раньше знали?» Я, правду сказать, даже встревожился. А молодой человек сыплет и сыплет вопросы… «Кто вы такой и чего ради меня допрашиваете?» — говорю ему сердито. Оказывается, это корреспондент из газетного треста. Часа два он меня выспрашивал. Затем вынул из портфеля книжку: «Вот вам новый роман Джека Лондона — об Эламе Харнише»… А еще лет через пять приехал другой газетчик, тоже расспрашивал. Это было после смерти Джека… Потом уже меня редко навещали… Извините, джентльмены: почему это вы так заинтересовались? Разве в России знают Джека Лондона?

— Он один из самых популярных американских романистов, наша молодежь с увлечением читает Лондона, — сказал я. — И Элама Харниша у нас знают.

Он недоверчиво отвел глаза.

— Это точно, Элам, — заметил Беннет.

— А правильно Лондон рассказал о Харнише? — спросил Беляков. — Разве все это было в действительности?

— О, далеко не все! Какой писатель не дает воли фантазии! Джек тоже присочинил достаточно, зато никто лучше его юконскую жизнь не показал. А почему? Своими мускулами, костями, нервами жизнь эту изведал… А?.. Обо мне в романе вначале написано вроде похоже. Что продулся я в пух и прах — правда, что на пари в срок довез почту к Соленой Воде и назад — верно, медведей стрелять тоже приходилось, но было это как-то проще… А вот дальше, где он пишет, будто Харниш отхватил на Аляске одиннадцать миллионов и уехал на юг, начисто выдумано! Хотя до того оно складно у Джека получилось, что я, знаете, даже сомневаться стал: может, у меня вправду было одиннадцать миллионов, а я пустил их по ветру, чтобы угодить Диди, на которой он меня женил… Что вы на это скажете? — рассмеялся хозяин.

Заметив, что Беляков внимательно разглядывает пестрое окружение адмирала Нельсона, Харниш продолжал:

— Зря он меня изобразил ненавистником женщин. Неправда, будто одна даже покончила с собою из-за несчастной любви к Харнишу. Никакой женщине я не причинил горя. Чего ради понадобилось Джеку такое, не могу понять!.. — Харниш вски-пул острые плечи и по-детски обиженно надул губы. — Да, молодые друзья мои, много было всякого в моей жизни, и многое я успел позабыть…

Старик взволновался и расчувствовался. Тоскливо доживал он свой век: только и было радости, что возиться на крошечном огородике, где он выращивал какую-то диковинную капусту, да покалякать с приятелем, перебирая дорогие сердцу воспоминания. В летние дни хорошо погреть старые кости на солнышке, встречаются на улице туристы, есть с кем перекинуться словом, но вот нагрянет семимесячная зима, ударят сорокаградусные морозы, домик занесет снегом по самую крышу, и будет Пламенный коротать время в одиночестве, никому не нужный, всеми забытый.

— Простите за нескромный вопрос, мистер Харниш: на какие средства вы живете? — спросил я.

Он лукаво улыбнулся:

— Джек женил меня на Диди и лишил миллионов, но я… втайне сохранил часть денег. Только никому не говорите об этом, мой мальчик!

Мы вместе сфотографировались. Харниш показал нам свои грядки.

— Вот чем теперь занимается старейший из юконских пионеров, — с жестом старческой беспомощности промолвил он, пожевал губами и, будто отвечая на самую сокровенную мысль свою, неожиданно сказал: — Как бы ни стар человек, ему постоянно думается: прожить бы еще годик!..

Пройдя метров десять, мы оглянулись. Харниш стоял у порога хижины и махал рукой.

— До свиданья, друзья! — воскликнул он растроганным голосом. — Не забывайте меня.

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ САМОЛЕТА ЛЕВАНЕВСКОГО

Город ожидал прибытия советского воздушного корабля. На американском Севере готовились к наблюдению за РЕЛЕЛ — позывными сигналами четырехмоторного «Н-209». Фэрбенксская радиостанция, единственная на весь район, принадлежала корпусу связи американской армии. В шесть часов вечера сержант Глазкоу, начальник рации, вешал на дверь замок, и до восьми часов утра город оставался отрезанным от внешнего мира. На время перелета Глазгоу предоставил в наше распоряжение свой служебный кабинет.

Не довольствуясь подробностями предстоящего перелета, которые Сеттльмайер щедро преподносил в «пейпере», любопытствующие обыватели с утра до ночи не оставляли нас в одиночестве. Однажды швейцар доложил, что с нами желает встретиться местный житель, побывавший в Советском Союзе, — некто Армистед, вице-президент. Фамилия показалась знакомой. Однако — вице-президент?.. Мысленно представился кругленький Бабби, глава торговой палаты; возможно, Армистед его заместитель?

Вошел приятный на вид молодой человек в простеньком костюме. Смущенно озираясь, он сказал, что лично знает Леваневского, летал с ним из Фэрбенкса на Чукотку в 1934 году.

— Клайд Армистед, механик! Вы награждены орденом Ленина за участие в спасении челюскинцев?

— Да, это я, — застенчиво улыбнулся гость.

— А нам сказали — вице-президент.

Армистед окончательно сконфузился:

— Только название! Старый Чарли придумал.

Долгое время авиационный механик Армистед был не у дел. Постоянной работы по специальности не предвиделось, а взяться, как иные, за мытье магазинных витрин или за торговлю шарлатанскими снадобьями «от всех болезней» у него не было желания. Подобрались еще безработные приятели. Вчетвером они образовали артель по ремонту моторов, велосипедов, бытовых приборов. Фэрбенкс обогатился «Аляскинской мотороремонтной компанией» — пышное название в американском духе. Сеттльмайер обеспечил паблисити: «Во главе нового предприятия, знаменующего прогресс механизации на Аляске, стоит его президент — уважаемый Пит Гаррис; вице-президент компании — мистер Клайд Армистед, авиационный специалист, имя которого широко известно и за пределами США…» С этого дня четыре товарища стали постоянными данниками Старого Чарли, за что два раза в месяц он напоминал о деятельности компании пространными объявлениями.