Выходной они с Шоном провели в городе — хотели наведаться к родителям Дилана, однако у самых ворот были захвачены в плен. Три смешливые кокетки, которые еще на балу положили глаз на Шона, подкараулили будущих магов и, хлопая ресницами, увлекли сначала на центральную площадь, потом в парк, потом еще куда-то… Да они, кажется, весь город исколесили, разве что на склады не заглядывали.

А Шон-то, книжная душонка, повел себя как настоящий сердцеед. Стихи читал, под ручки держал… Дилан фыркнул и, повернувшись на бок, с любопытством воззрился на приятеля. Тот опять сидел за книгой.

— Готовишься к следующим выходным? — насмешливо спросил Дилан и с придыханием, закатив глаза, пропел: — Ах, ваши глазки! Ах, ваши локоны! Ах, ваш пупок…

Шон вскинул ошарашенный взгляд:

— Пупок? Какой еще пупок?! Да ни один поэт о таком не писал!

— Просто рифму не смогли найти, — отмахнулся Дилан. — Кстати, ты на чье приглашение ответишь? Мне кажется, та беленькая понравилась тебе больше остальных.

Сердито посверкав глазами, Шон вернулся к чтению, но уже через несколько секунд захлопнул книгу и отчеканил:

— Во-первых, я не собираюсь отвечать ни на чьи приглашения, во-вторых, та, как ты изволил сказать, беленькая — единственная, кто разбирается в поэзии, а в-третьих, меня пугают все трое. Слишком целеустремленные… Я тысячу раз пожалел, что поддался на твои уговоры. Ты использовал меня, как наживку!

Дилан широко улыбнулся. О, да! Такой полукровка просто идеальная приманка для провинциальных аристократок. Соскочив с кровати, Дилан подсел к приятелю.

— Балда ты! Это ж какая удача! Сам подумай, каждый ли червяк годится на наживку? Слишком жирного рыба не сможет заглотить, на тощего не позарится, а вот такой, как ты… — Дилан многозначительно поиграл бровями.

— Ты имеешь в виду мое происхождение?

Ледяной тон Шона ясно давал понять, что шутки здесь неприемлемы, и Дилан сменил тему. Вскинув руки, он горестно воскликнул:

— Видишь этих бедняжек?

— Вижу, — процедил Шон, отворачиваясь. — Их не помешает хорошенько вымыть.

— Да? — Оглядев ладони, Дилан плюнул на правую и вытер о штанину. — Нет, я о другом. Смотри, мозоли какие! И самое мерзкое, что они от веера. Если бы от лопаты или молотка… Но веер! Шайсе! Гребаные патриции знают толк в унижениях.

— Не преувеличивай. Веер может заменить речь, но не лопату или молоток.

— Сразу видно, что ты не сталкивался с отребьем где-нибудь в темной подворотне. Уж поверь, там молоток скажет больше, чем веер. Нет, правда, какой же ты везунчик! Девицы сразу по трое напрыгивают, в друзьях наследник Великого рода, и ван Даррен почти не гоняет… А меня лэр Коспий сначала заставил комнату нагреть так, чтобы от жары языки вываливались, а потом велел до полуночи веером его обмахивать.

— Но ведь Коспий даже не патриций, так почему ты обвиняешь их в своем унижении?

— Так они же веер изобрели! — Дилан мечтательно уставился в потолок: — Погоди, вот стану я патроном, заставлю своего клиента не до полночи, а до самого утра надо мной страдать.

Шон покачал головой:

— Воспитанный волками будет выть всю жизнь. Порочный круг.

— Не умничай! — недовольно отозвался Дилан. — Я лишь верну должок… С небольшими процентами.

На двести золотых и пожизненные проценты эта странная первокурсница не согласилась… Значит, надо предложить больше. Дэр Кастор в задумчивости смотрел на булочки, принесенные секретарем. Тонкий аромат тмина примешивался к запаху свежеиспечённого хлеба.

— На закваске? — зачем-то уточнил он.

— Все, как вы приказали.

Кастор вздохнул, отломил кусочек и помял его в пальцах. Мякиш легко сминался, но не превращался в клейкую массу, а просто уплотнялся. Как и любой хлеб на дрожжах. И на вкус булочки оказались ничуть не хуже дрожжевых. И обоняние дразнили не меньше.

Кастор снова вздохнул. Если рецепт закваски останется в свободном доступе, гильдия хлебопёков понесет существенные убытки. Не обеднеет, конечно, но многим там, наверху, не понравится, что часть прибыли потеряна, причем даже не из-за появления сильного конкурента, а из-за одной взбалмошной девицы. И кого обвинят в произошедшем? Его, Кастора! Допустил, не пресёк!

Встряхнувшись, Кастор прошел к зеркалу и, поправляя невидимые огрехи в косе и одежде, отрывисто велел:

— Экипаж. Прямо сейчас.

Затем открыл сейф и, не раздумывая, сгреб в кошель пять столбиков монет. Возможно, эта уродливая нищенка так побита жизнью, что не верит обещаниям. Тогда пусть ощутит в своих руках тяжесть пятисот золотых, пусть услышит их сытое позвякивание. Она не устоит. Никто бы не устоял. Ведь у нее даже не заберут взамен что-то ценное! За одну лишь бумажку, никчемную, не приносящую ей ни медяка, эта бездарная первокурсница получит столько денег, сколько заработала бы за десяток лет изматывающей работы.