Её лицо отличалось нежными и выразительными чертами, которые привлекали взгляды, но не кричали о своей красоте. Светлая кожа Келиан была, подобно щелку высочайшего качества, без единого изъяна. Её высокие скулы оттенялись естественным румянцем, светло-русые волосы в свете магических светильников отливали золотом, а подчеркнутые красиво изогнутыми, аккуратными бровями глаза глубокого и чистого ярко-голубого цвета были подобны бездонным глубинам безоблачного полуденного июльского неба. Взгляд старшей дочери лесного короля обладал редкой способностью одновременно успокаивать и вызывать доверие, а её слова проникать в сердце. Что же касается пухлых, четко очерченных губ, то… о них Анхельм приказал себя не думать. Поскольку, по его мнению, думать о губах одной сестры, в то время как вроде как мечтаешь жениться на другой – не прилично!

«Старшей дочери лесного короля должно быть никак не меньше двадцати пяти, – промелькнуло у него в мыслях, – а на вид больше семнадцати не дашь. Оно и понятно, маг воды: проживи она ещё лет сто, все равно будет выглядеть как двадцатилетняя, не старше».

Глава 26

После того, как Вейнар и Фей остались наедине, если, конечно, не брать в расчёт расставленных на расстоянии десяти метров друг от друга постовых, ими вдруг овладела странная робость. По причине чего несмотря на то, что оба многое хотели бы сказать друг другу, идя по пустынному, наполненному эхом их шагов холлу древнего замка они какое-то время молчали. Но молчали так выразительно, что повисшая между ними тишина казалась почти осязаемо насыщенной невысказанными чувствами и ощущаемыми ими эмоциями.

Они старались не смотреть друг на друга, но их глаза нет-нет, да встречались взглядами, от которых у обоих перехватывало дыхание и замирали сердца. Каждый такой взгляд заставлял их чувствовать себя ещё уязвимее, и в то же время добавлял решимости начать разговор.

Слова рвались из них, напирали на горло и требовали немедленного выхода, но они были все не те…

Вейнар не хотел быть навязчивым. Он уже сказал о своих чувствах. И опасался, что заговори он о них снова, это оттолкнет Фей. Посему он судорожно искал нейтральную тему для светского разговора, которая была бы уместной в три часа ночи наедине с особой королевской крови. Ага! Та ещё задача для влюбленного по уши принца!

Что же касается Фей, то она как раз, наоборот: хотела поговорить именно о своих чувствах. Но не знала как. Обладая острым умом и языком, она всегда находила точно соответствующие ситуации слова, которые, в зависимости от её на то желания, могли либо поставить собеседника в тупик, либо, наоборот, расположить к продолжению разговора. Всегда, но не сейчас. Поскольку до этого момента ей никогда не приходилось говорить о своих чувствах.

Сердце её билось в унисон с быстротечностью её мыслей, каждая из которых стремилась найти идеальный способ выразить то, что было скрыто в глубине её души. Она понимала, что её обычные игры словами ей сейчас не помогут и потому снова и снова проигрывала начало разговора мысленно. Однако каждый раз её словам, которые так легко и целенаправленно разяще слагались в самых жарких дебатах и спорах, в этот раз чего-то не хватало: то искренности, то нежности, то смелости. Посему они растворялись в потоке её мыслей, так и не достигнув её уст.

До третьего этажа, где располагались покои королевской семьи и самых проверенных и преданных королю людей, в число которых входил и Вейнар, они добрались в полном молчании, наслаждаясь просто соседством друг друга.

До просторной сквозной залы, свод которой поддерживали высокие, изящные колоны, по традиции делившей покои на мужскую и женскую половины, принц вел свою спутницу столь неспешно, словно им было не по восемнадцать лет, а лет так по сто, и каждый сустав в их теле был давно и прочно поражен артритом.

Наконец, проходя мимо длинной череды портретов предков лесного короля, говорившей о долгой и славной истории рода, Вейнар таки не выдержал.

Он резко остановился, обернулся к своей спутнице, встретился с ней взглядом и протянул ей руку. Прежде чем вложить свою руку в его, Фей колебалась лишь мгновение.

Её маленькая изящная ладошка и пальчики коснулись привычной к рукоятям мечей и копий широкой мозолистой ладони воина, и он облегченно выдохнул.

– Фей, я… – начал Вейнар. Его голос дрожал от волнения. – Я... – попытался он снова, и хотя он понимал, что его только что его вполне однозначно поощрили, всё равно не решился ни сказать то, что рвалось из его души, ни задать вопрос, ответ на который он столь страстно хотел бы знать. – Как вы себя чувствуете, Фей?

– «Вы»? – удивленно переспросила девушка. – Разве мы не перешли уже на «ты»? Значит ли это, что и всё остальное, что вы сказали мне, вы наговорили под влиянием момента? –с легкой иронией в тоне и лукавой улыбкой на губах поинтересовалась она.

– Нет! Разумеется, нет! – тут же заверил Вейнар. – Просто я подумал, что, возможно, под влиянием момента были вы и теперь хотели бы восстановить статус-кво.

Фей открыла было рот, чтобы ответить, но вспомнила, где они находятся и предложила:

– Пойдемте в зимний сад, – сказала она тихим, но твёрдым и решительным голосом.

Вейнар оглянулся на ведущую в зимний сад веранду. Увитая бледно-зелёным плющом и мягко освещённая рассеянным светом она переходила в утопающую в полумраке узкую стеклянную лестницу, которая вела в безмолвие укрытых пышной зеленью уединенных тропок и беседок.

– Сейчас?.. – переспросил он, не смея поверить в своё счастье. На миг он даже испугался, а не выдает ли он желаемое за действительное.

– Угу, сейчас, – кивнула принцесса. – Но, конечно, если вы слишком устали и… – растягивая слова, медленно проговорила она, давая время своему нерешительному спутнику сделать правильный выбор. Подталкивая к которому она забрала свою руку из его полураскрытой ладони и, не зная, куда её теперь деть, воспользовалась её помощью, чтобы нервно спрятать за ухо несуществующий локон.