Брюнет слишком опытен, чтобы не заметить моего настроения, поэтому замолкает, углубившись в меню. К счастью, заказ приносят довольно быстро, отчего у меня просыпается некоторый интерес к жизни.

Правда, не сказать, чтобы он был восторженным.

Луковый суп напоминает большой жюльен в глубокой миске, который своим вкусом меня не особенно радует. Кислый бульон, заправленный слегка подгоревшим сыром. С голоду сойдет, если закусить свежим французским багетом, который принесли в плетеной корзиночке. А основу мясной нарезки составляют ломти сырой с виду говядины. Она таковой оказывается и на вкус. Понятно, не мой случай, поэтому отдаю должное овощам, которыми те ломти щедро обложены.

Видя, что я не в восторге от принесенных блюд, Брюнет лукаво подмигивает:

— Для того, чтобы понять французский луковый суп, надо съесть его до конца. На дне тарелки самое вкусное.

Я не против, ибо голодна, как волчица после неудачной охоты. Поэтому осиливаю суп, который ближе к финалу вроде и правда становится немного вкуснее. Хотя может я просто поддалась на рекламу, как тот король, которого искусно уговорили пить вино из кривой бутылки.

Кстати, гренаш-сенсо оказалось приятным на вкус. Сухие и полусухие вина я не люблю, но если их не хочется запить водой, то для меня это уже очень неплохо. Пожалуй, вино и пружинистая походка официанта самое лучшее, что имеется в этом ресторанчике. Есть мне уже не хочется, и на том спасибо.

— Ну, как? Вам понравилось? — спрашивает Брюнет, пытливо заглядывая в глаза.

Киваю из вежливости.

— Да, большое спасибо. И за обед, и за экскурсию по потрясающим музеям, и за ваше общество. Вы столько времени на меня потратили…

— О, не стоит благодарности, — отмахивается мой спутник, растягивая губы в хищной улыбке кота, почуявшего сметану. — Я на многое готов пойти, чтобы узнать вас получше.

— Мне тоже крайне приятно ваше общество, — отвечаю я, мысленно подсчитывая на сколько процентов я сейчас говорю искренне. Ну, процентов на пятьдесят точно.

— То ли еще будет, — подмигивает Брюнет. — Французский мужчина как луковый суп. Чтобы полюбить это блюдо, нужно распробовать его как следует. И поверьте — чем глубже опускаешься на дно, тем будет вкуснее.

На столь решительную атаку я не нахожусь что ответить, лишь мямлю что-то вроде:

— Вам не откажешь в умении говорить красиво…

Судя по его довольному выражению лица, моё замешательство он расценивает в свою пользу. Но мне сейчас не до флирта.

Внезапно на меня наваливается дикая усталость, которую, несомненно, подогрели еда и вино. Сейчас мне уже не нужно ничего, кроме кровати, в которой не будет никого, кроме меня, одеяла и подушки. Это даже Брюнет замечает — и проявляет понимание. Когда паук уверен, что добыча в ловушке и никуда не денется, можно и не спешить, пусть посильнее запутается в его паутине.

— Вы очень устали и нуждаетесь в отдыхе, — говорит он с возможно даже искренней теплотой в голосе. — Как насчет того, чтобы я отвез вас в отель, где вы отдохнете пару-тройку часов. А вечером я хотел бы пригласить вас в кабаре, которое является визитной карточкой Парижа. Что скажете?

— Буду вам очень благодарна, — отвечаю я, на этот раз со стопроцентной искренностью.

Похоже, я опять себя накрутила. Парень красиво ухаживает, понимающий, чуткий. А что хочет меня — так это не раздражать должно, а льстить и доставлять удовольствие. Может мой негатив оттого, что меня давно никто так явно не желал? В таком случае, это у меня проблемы, а не у этого красивого мужика, не привыкшего скрывать своих чувств.

В машине по дороге к отелю он лишь периодически смотрит на меня, отрывая взгляд от дороги, и улыбается, не предпринимая попытки положить мне руку на бедро. Хотя она явно этого хочет, его рука, бессознательно перебирающая пальцами, которые порой словно мнут что-то мягкое, горячее, желающее того, чтобы его мяли. Стараюсь не смотреть на эти пальцы, потому что начинаю представлять, как они нежно и настойчиво скользят по моему телу, и от этого всё сжимается внутри.

Не будь я такой усталой, не знаю, чем бы могла закончиться эта поездка. Всё-таки я живой человек, и основной инстинкт у людей порой оказывается сильнее разума и приличий. Но сейчас моя усталость — это спасительный барьер. Вязкий туман, растворяющий все желания, в который я постепенно погружаюсь, отдаваясь ему полностью. Да, так лучше — думать об отдыхе, о душе, о мягкой постели, что ждет меня в отеле, а не о мужчине рядом, сгорающем от желания. Так — спокойнее. А что будет дальше покажет время.

Брюнет мягко останавливает машину возле дверей отеля.

— Через три часа я буду ждать на этом же месте, — говорит он. — Поверьте, вас ждет незабываемый вечер.

— Да, конечно, — говорю я, возможно, слишком быстро покидая машину.

— Но… вы придете?

В его голосе уже не настойчивость самца, уверенного в своей победе. Нет. В нем — просьба. Искренняя. Такая, что я чувствую — он хочет меня не только телом, но и душой. Ему приятно было ходить со мной по музеям, угощать вином, заглядывать в глаза. Мы, женщины, всегда чувствуем как именно нас хотят. И если грубая похоть без вот этой душевной струнки, протянутой между сердец и нежно вибрирующей, лично меня отталкивает, то при ее наличии я не могу оттолкнуть человека. Тем более, что и мне — чего уж скрывать, от самой себя не скроешься — было приятно ходить с ним по музеям, пить вместе вино и украдкой заглядывать ему в глаза.

Поэтому прежде, чем захлопнуть дверь машины, я говорю.

— Приду.

— Спасибо за ваш ответ, — улыбаясь говорит Брюнет.

И уезжает.

Я же поднимаюсь к себе в номер, наскоро принимаю душ и, поставив будильник, чтобы не проспать, просто падаю в кровать. То, что Париж умеет сражать наповал, не просто красивые слова. Сейчас я ощутила это на себе в полной мере. Перегруз впечатлениями в сочетании с коварным гренаш-сенсо, который, словно опытный любовник, не торопясь, но настойчиво добивается своей цели, просто вырубили меня. И мое сознание, словно перегоревшая лампочка, гаснет стремительно. Моя щека едва касается прохладной подушки — и я уже проваливаюсь куда-то в темноту, столь желанную для моих уставших глаз и мозга, не привыкшего к таким щедрым порциям вина и красоты.