Шрифт:
Однако темнота никогда не бывает вечной. Миг — и вот я уже иду по снежному полю, чистому и гладкому, словно накрахмаленная простыня. Наверху ровно светит белое солнце, похожее на глаз неведомого существа, которому совершенно всё равно кто пришел в его мертвенно-бледный мир, и кто бесследно покинул его.
А между полем и солнцем висит белесый туман. Я точно знаю, что за ним кто-то есть, чувствую изучающий взгляд, скользящий по моему телу, облаченному в воздушное платье молочного цвета — но это меня не особенно трогает. Если кому-то очень хочется смотреть, то пусть смотрит, мне всё равно. Когда мир абсолютно равнодушен к тебе, глупо в ответ испытывать по отношению к нему какие-либо эмоции. Безразличие, как и любовь, должно быть взаимным.
Вроде и легко мне идти, но в то же время я чувствую тяжесть во всем теле. Странное и пугающее двойственное ощущение одновременно и легкости, и скованности движений. Это сложно передать словами. Будто я, свободная и сильная, пытаюсь тащить на себе неподъемный груз, который мне совершенно не нужен. Но у меня это пока что получается, и я продолжаю идти сквозь туман навстречу тому взгляду. Зачем? Наверно потому, что человеку нужно двигаться, стремиться к чему-то — даже тогда, когда вокруг висит плотный туман равнодушия, и идти просто некуда.
И вдруг я слышу голос. Он говорит сначала тихо, еле слышно, постепенно усиливаясь. Отдельные плохо различимые слова обретают связь между собой, и я начинаю понимать, что этот голос, несущийся отовсюду, пытается говорить со мной, донести до меня что-то очень важное.
— Париж — это испытание для каждого, кто посещает его впервые. Это город внутренней свободы. Эдакая аномальная зона, в которой стираются рамки дозволенного. Здесь проще чем где-бы то ни было переступить черту условностей, ограничивающую тебя всю жизнь. Ветер, проносящийся между старинными зданиями, ласкает твое лицо, и словно шепчет: «Посмотри на людей вокруг! Одни приехали сюда за тем же, что и ты — освободиться от цепей, которыми они сковали себя сами. А другие живут тут с рождения, и им повезло больше — они родились свободными любить того, кого хочется, а не тех, кого заставляет любить мораль, придуманная другими людьми. Делать то, к чему стремится душа, а не покорно плыть по реке, в которую тебя сбросили. Стремиться к небывалым высотам вместо того, чтобы принять свою участь и стать одним из многих таких же, идущих сквозь туман ежедневной рутины к закономерному финалу». Понимаешь, всё, что тебе нужно сделать здесь, в городе красоты и свободы, это просто вырваться из пут, которыми ты сама себя связала. Попробовать сдвинуться с места. Сделать первый шаг навстречу миру, от которого ты спряталась внутри себя, словно в спасительной скорлупе. Ты можешь сделать это, ты знаешь, что можешь! Так сделай! Это не так страшно, как кажется!
Голос кажется родным и очень близким. Уж не я ли сама пытаюсь беседовать с собой, пытаясь найти оправдание своим желаниям, а коварный белый туман лишь возвращает мне мои же слова, делая вид, что это говорит кто-то другой?
Словно почувствовав, что его раскусили, туман впереди разочарованно рассеивается, и я вижу силуэт мужчины. Рассмотреть его лицо невозможно, оно слишком расплывчато, но я чувствую, что он смотрит на меня. Так вот чей взгляд я чувствовала на себе всё это время! Не могу понять кто это, хотя фигурой он очень похож на Него. Моего мужа, который остался очень далеко, и сейчас ждет, когда же я наконец вернусь к нему, чтобы больше никогда не разлучаться.
Кажется, голос понял, что у него ничего не выйдет, и замолк, растворившись в тумане. А я… Я без тени сомнения рванулась навстречу неподвижному силуэту…
И проснулась.
Ох, как же это приятно вновь ощутить себя в своем теле, очнувшись от тяжелого сна, который хочется забыть как можно скорее. Поэтому, не вставая с кровати, я беру телефон — и вижу на нем восемь пропущенных звонков от Него. Ничего себе!
Набираю Его номер. И после второго гудка слышу его голос:
— Привет, Зая.
— Привет, — говорю. — Что-то случилось?
На том конце невидимого провода длиной в тысячи километров раздается облегченный вздох.
— Хотел у тебя спросить то же самое, но ты не подходила к телефону.
— Устала, — говорю честно. — И просто спала. Но зачем столько звонков?
— Беспокоился. И соскучился.
В его голосе столько теплоты и искренности, что моя ледяная броня, которая выросла после того, как он не подходил к телефону, начинает таять.
— Ну, приезжай ко мне, — говорю я, понимая, что тоже нереально соскучилась. Но сейчас я в статусе смертельно обиженной женщины, не валяющейся на кровати, а в своем воображении стоящей с гордо поднятой головой. При этом на мне кроваво-алое бальное платье в комплекте с высокой прической и агрессивным макияжем, поэтому я просто не имею морального права сказать ему в ответ то же самое.
— Я очень этого хочу, правда, — горячо говорит Он. — Просто мечтаю прогуляться с тобой по Люксембургскому саду, покататься на катере по ночной Сене, подняться на Эйфелеву башню. Но этот новый бизнес-проект отнимает у меня всё, в том числе и тебя. Ненадолго, лишь на время, но я ничего не могу с этим поделать. Решаются перспективы на ближайшие пять лет, а это…
Он еще говорит что-то о делах — горячо, увлеченно, искренне, так, словно признается в любви. Но, к сожалению, не ко мне, а к своей работе — жестокой, бессердечной бабе, которая покупает наше время за деньги. Невысказанные теплые слова, недополученные объятия, не случившиеся поцелуи — всё это достается ей. А взамен она прибавляет на банковских счетах сухие электронные цифры, которые наверно должны компенсировать жизнь, стремительно проносящуюся мимо. Да только компенсируют ли?
— Да, конечно, я все понимаю, — говорю я.
После этого мы оба произносим еще несколько фраз, обязательных в таких случаях, смысл которых сводится к тому, как мы любим друг друга. При этом оба отдаем себе отчет, что в данной ситуации он очень хочет, чтобы этот обязательный, но не очень приятный для него разговор закончился, а я…
Я хочу того же самого. Когда любимый человек не дает тебе то, что по твоему мнению должен дать, ты, конечно, продолжаешь любить его, но вот общаться с ним в данную минуту уже не хочется. Иначе можно наговорить лишнего, о чем потом будешь жалеть. Поэтому лучше распрощаться с неискренней теплотой в голосе, и нажать на кнопку прерывания разговора, после которого на душе остается неприятный осадок. И разбавить его можно только одним способом — отвлечься на что-то другое.