Чтобы разрядить затянувшееся неловкое молчание, задаю вопрос, который уже давно вертится у меня в голове:

— Кстати, я видела вас в аэропорту. Похоже, мы прилетели в Париж на одном и том же самолете?

— Я тоже обратил на вас внимание еще там, в лаунже, — улыбается он. — Но не решился подойти — вы были так задумчивы. По-моему, это судьба, что мы все-таки встретились снова, не находите?

Неопределенно пожимаю плечами.

— Иногда люди принимают за знак судьбы цепочку обстоятельств, вполне логично следующих друг за другом. Вы говорите, что коренной парижанин, но прилетели сюда по просьбе друга. Что вас вынудило покинуть родину?

Печальная улыбка трогает краешки его губ.

— Работа, увы. Выгодное предложение, от которого не смог отказаться. Люди постоянно пытаются доказать самим себе и окружающим, что финансовое благосостояние в их жизни не главное. Но со временем постепенно понимаешь, что вся твоя жизнь сводится к погоне за этим «не главным». При этом привязанности, совесть, честь, порядочность — всё, ради чего стоит жить — отодвигается на второй план. Деньги как наркотик, от которого невозможно отказаться. Получив дозу, хочется еще и еще. И чем больше становится доза, тем больше хочется. Даже когда вроде и не нужно больше, потому, что в две машины не сядешь, и в двух домах жить не будешь, всё равно люди с горящими от жадности глазами гребут их под себя, зарабатывая букеты болезней на нервной почве в этой бесконечной погоне за новыми нулями на банковских счетах. И, наконец, умирают, истощив себя полностью. В охоте за деньгами добыча не они, а мы. Это они приманивают нас миражами о лучшей жизни и, захватив в плен, убивают. Одних быстро, других медленно, растягивая удовольствие. Деньги — это ужасный монстр, убивающий нас ради забавы. И я тоже его жертва, променявшая мой родной, прекрасный Париж на уродливый призрак, слепленный из банкнот.

В его голосе слышится неподдельная горечь, которая — чего уж скрывать — трогает меня. Этот человек умеет искренне чувствовать, переживать о своих поступках, страдать о безвозвратно потерянном времени, которое мог бы провести в городе, столь дорогом его сердцу. В наше время подобное встречается нечасто.

А еще я думаю о своем муже, который тоже гонится за этим жестоким призраком, называемым «благосостояние», и в этой гонке всё чаще за бортом его внимания оказываюсь я — нефункциональный балласт для целеустремленного бизнесмена, часто отвлекающий, надоедающий своими звонками, и, возможно, раздражающий своей нерастраченной любовью. Надеюсь, что до него когда-нибудь тоже дойдет — то, что Он сейчас легко приносит сейчас в жертву ненасытному чудовищу по имени Бизнес, никогда к нему больше не вернется. Время, которое можно потратить на общение с любимым человеком. Невостребованные искренние чувства, замененные на нервотрепку деловых встреч. Запах кожаного салона автомобиля, мчащегося в офис, вместо аромата волос любимой женщины. Наши восходы и закаты, которые мы могли бы встретить вместе, но не встретим никогда, так как Он считает их романтической чушью и бесполезной тратой драгоценного времени, которое можно занять бизнесом… Люди легко замещают одно другим, не осознавая, что просто продают свою неповторимую, единственную жизнь за деньги. И как же потом, когда придет наконец истинное понимание, будет горько осознавать последствия этой фатально невыгодной сделки…

Кстати, почему Он до сих пор не позвонил?

Беру телефон.

Ох, два пропущенных от Него! Почему же я не услышала? Понятно. Потому, что растяпа, в утренней суматохе забыла утром включить звук на телефоне. Ну ладно, ничего страшного, перезвоню когда приедем.

Почему-то мне неудобно делать это в присутствии Брюнета. Хотя ясно почему. Этот парень явно пытается ухаживать за мной, и мне уже неловко звонить супругу при нем, хотя Брюнет и знает, что я замужем. Странное ощущение. Раньше я никогда не стеснялась того, что у меня есть мой единственный Он. И в чем причина этого стеснения? Почему бы не позвонить прямо сейчас?

Но нет, не могу. Лучше подожду, когда мы выйдем из машины и я смогу это сделать не опасаясь пристально-изучающего взгляда Брюнета. Я прямо вижу эту сцену: я разговариваю с мужем, а этот парень просто смотрит — и мне неловко так, словно я украла собственное счастье, и теперь пользуюсь ворованным на глазах у постороннего человека.

— Вот мы и приехали, — говорит Брюнет, останавливаясь возле величественного здания. — Я пока припаркую машину, а вы можете посмотреть скульптуры возле входа.

Киваю, выхожу. Признаться, сейчас мне не до скульптур, поэтому присаживаюсь на ступеньки возле памятника слоненку, и набираю номер мужа…

Но Он опять вне доступа!

Я звоню снова и снова, готовая разрыдаться от осознания собственной безответственности — надо же, забыла включить звук на телефоне! А еще от злости на мужа, до которого не могу дозвониться, когда Он мне очень нужен. Плюс также еще и потому, что в прекрасном, но чужом мне городе сейчас сижу на ступеньках и жду фактически совершенно незнакомого мне человека…

Но, прежде всего, оттого, что это ожидание не доставляет мне неудовольствия!

Чего уж скрывать, меня тянет к Брюнету, и от этого я бешусь еще больше. Злюсь на себя — но ничего не могу с этим поделать. Хотя нет, могу конечно. Тянет — это одно. Но потянулась — это совсем другое. И если первое это природа и гормоны, то второе зависит только от меня.

Брюнет возвращается довольно быстро.

— Ну, вот и всё. Пойдемте.

Небольшая очередь за билетами проходит быстро — и вот мы внутри. Первое что бросается в глаза, это довольно странная архитектура здания. Высоченный сводчатый потолок из стекла и металла пропускает множество солнечных лучей — и что-то напоминает. Ну да, точно. Огромный вокзал. О чем и говорю Брюнету.

Он смеется.

— Это и есть старый вокзал, который решили не сносить, отреставрировали и переоборудовали под музей. По-моему, прекрасное решение. Уничтожать красивые старинные здания, на мой взгляд, жестоко и бесчеловечно. Тем более, когда мы в состоянии дать им новую жизнь, было бы желание. Иной раз мне кажется, что этот вокзал, словно живой человек, до сих пор удивлен тем, во что его превратили. Удивлен — и счастлив. Он как старый железнодорожник, отработавший своё, вышедший на пенсию, и получивший ответственную работу — хранить прекрасные творения рук человеческих. Завидная судьба, не правда ли?