Хотя его долг посредника между разными отделениями флота и армии и его пост представителя флота на соответствующих заседаниях комитетов рейхстага потребовали от него специфических навыков, весьма отличающихся от тех, которые он проявлял ранее, глава его отдела, капитан флота Верт, доносил: его «умению» быстро уловить суть дела и блистательной военной внешности он приспособился ко всему удивительно быстро. Верт продолжает так: «Имея дело с другими министерствами и службами, он оказался способен благодаря своей объективной и дружелюбной манере ведения переговоров добиваться наилучших решений для своего отдела».

Его характер и предрасположенности, продолжал Верт, сделали его «особенно ценным морским офицером», и вне службы он «является популярным и уважаемым среди товарищей и, несмотря на экономические сложности, никогда не теряет хорошего настроения и чувства юмора».

Морское руководство в то время было штабом тайного перевооружения; там собрались ведущие специалисты в области восстановления подводного флота — Арно Шпиндлер, Вильгельм Канарис, грозный Вилфред фон Лёвенфельд, все те, кто тесно работал с Вертом и подчинялся тому же начальнику, контр-адмиралу Адольфу Пфайфферу. Канарис, будущий глава абвера, был связным между Морским руководством и Испанией, сотрудничество с которой предполагалось, особенно в области строительства подводных лодок. Он настоял на создании особого департамента, ведающего подлодками, в Морском руководстве, в результате чего дела субмарин были выведены из-под инспектората по торпедам и минам в Киле и переведены в Берлин, — прикрытием была необходимость в ведомстве, разрабатывающем меры против подлодок, — и подчинены Арно Шпиндлеру.

Первой задачей Шпиндлера было определить, какие типы подлодок можно проектировать по мобилизационному плану А — войны против Франции и Польши. Он занялся этим, сравнивая технические характеристики различных типов иностранных подлодок, описанных в различных военных источниках, и опрашивая капитанов; имя Карла Дёница появилось в списке тех, кто подлежал опросу. Виделся ли Шпиндлер с Дёницем до того или нет, остается неясным, но консультация с ним была одной из первых — она произошла в январе 1926 года.

Подгоняемый Канарисом, которому были нужны точные спецификации для заказов в Испании, Шпиндлер рекомендовал для Балтики тип маленькой подлодки водоизмещением 270 тони и два других типа по 500 тонн: один для установки мин, а другой — для торпедных атак в Северном море. Интересно, что, хотя военные действия против торговых судов всегда занимали первое место при длительных морских операциях, Шпиндлер основывал свои рекомендации для подлодок целиком на операциях против военных судов противника. 500-тонные лодки должны были действовать против кораблей, поддерживая блокаду на расстоянии выходов в Северное море, против французских эскадр, пытающихся войти в Балтику, и против французских эскадр и транспортов в Средиземноморье.

Группа проектировщиков из IvS в Роттердаме начала разработку новейших схем по выбранным типам. Вскоре, в июле 1926 года, военно-морские миссии были направлены в СССР: одна под руководством Шпиндлера, другая — Лёвенфельда, для изыскания возможностей заключить контракты по субмаринам под прикрытием торговых договоров, которые уже позволяли тайную разработку и производство танков, вооружения и самолетов для Германии.

Эта волна самоуверенной активности частично объяснялась оживлением экономики: Рурский кризис привел к созыву международной комиссии, которая рекомендовала выделить кредит в 800 миллионов золотых марок для поддержки рейхсбанка. Большая часть этих иностранных займов шла напрямую к Круппу, Тиссену, Сименсу и другим важнейшим производителям оружия, которые уже были втянуты в паутину приготовлений по перевооружению, а так как правительство одновременно резко повысило бюджет армии и флота, результатом стал подъем тайного перевооружения.

Между тем министр иностранных дел Густав Штреземан публично заверил мир в следовании политики «выполнения» репараций и других статей Версальского договора; за свои усилия он был вознагражден в январе 1927 года, когда Контрольная комиссия союзников, которая должна была следить за попытками нарушения ограничений по вооружению, была отозвана из Германии; окончательный отчет комиссии констатировал, что Германия никогда не разоружалась и не имела такого намерения и, наоборот, делала все, что в ее силах, чтобы обойти статьи договора.

Тем временем флот продолжал свою работу без остановок. Восемь из десяти «зимних исследований» 1927/28 года были посвящены подводным лодкам. В феврале Шпиндлер вместе с непосредственным начальником Дёница, Вертом, стал разрабатывать программу курса для подготовки мичманов подлодок, введенную в курс по торпедам, в апреле первая спроектированная в Германии подлодка для Турции была закончена на роттердамской верфи, контролируемой Круппом, и бывший командир субмарины Вернер Фюрбрингер и бывший главный механик начали ее испытания, докладывая обо всех деталях в департамент подлодок Морского ведомства через подставную компанию, учрежденную Ломаном на деньги секретного фонда.

Основным стремлением Морского руководства в этой ситуации было, конечно же, сбросить «оковы» Версаля и вернуть себе самоуважение. Но за этим также стояло общее презрение к парламентскому правительству и желание вернуться к старой, надежной власти; это чаяние «чуть-чуть» осуществилось при избрании в 1925 году генерал-фельдмаршала Пауля фон Гинденбурга президентом республики после смерти первого президента Фридриха Эберта. Он был человеком, которому они могли быть верными от всего сердца; тем не менее, маневры и компромиссы в партийных политических играх рейхстага, а также широкое распространение там социалистических и пацифистских настроений вызывали лишь отвращение в милитаристских кругах, учитывая то, что идеалы демократии сами по себе были вне понимания большинства морских офицеров — особенно тех, что входили в малое ядро, отобранное после войны за их «здоровый военный вид» и профессиональную компетентность.