Гитлер между тем уже придумал обычные оправдания для вторжения; на этот раз они касались прав преимущественно немецких жителей Данцига, порта в конце «польского коридора», созданного союзными державами в Версале. События следовали тем же печальным курсом, что и в конце 1914 года, когда западные правительства отчаянно пытались потушить искру всеевропейского пожара, которая вспыхнула в Берлине. И снова жизненно важное решение было принято в Москве. В конце июля немецкое министерство иностранных дел представило Сталину соблазнительное предложение: так как немецкая политика направлена против Великобритании, а не России, то Германия может предложить СССР нейтралитет и разрешение всех вопросов между двумя государствами, касающихся как Балтики, так и Черного моря. В какой-то момент до 12 августа советский руководитель проглотил наживку, и правительство объявило, что готово к «систематическому обсуждению всех спорных вопросов, включая и польский».

Гитлер ликовал: он нанес еще один мастерский удар своим западным противникам. Узнав об итогах встречи 15 августа между его послом в Москве графом Вернером фон дер Шуленбургом и советским наркомом иностранных дел Вячеславом Молотовым, он стал в этом совершенно уверен.

В тот же самый день Дёниц, находясь в шестинедельном отпуске в Бад-Гаштайне, был вызван по телефону к руководству. Он прибыл в Киль 16-го и в то же утро встретился с главой своего штаба Эберхардтом Годтом.

Годт был его адъютантом на «Эмдеме», с тех пор прошел курсы подводников и вошел в его штаб за год до этого. Они оба составляли прекрасный дуэт: Дёниц обеспечивал пыл и вдохновение, а Годт — спокойную эффективность идеального штабного офицера, который никогда не забегает вперед; вместе они оставались до самого конца. Единственное, чего не доставало их команде, — сильного критического, аналитического ума.

Приготовления к польской операции шли давно; согласно плану все подлодки, которые не предполагалось задействовать на Балтике против Польши и России, должны были идти к Британским островам и занимать там выжидательную позицию, готовые атаковать британские торговые суда в случае, если Британия останется верной своему долгу по отношению к Польше. Несколько последующих дней ушли на то, чтобы снарядить уже готовые 35 лодок, превозмогая неожиданно возникший дефицит боевых торпед; Дёниц лично проводил всех капитанов, когда они отплывали, пометив в своем военном дневнике: «Особого упоминания заслуживает уверенность экипажей. По моему мнению, это показывает, что широкие массы народа поверили в правительство».

Сложно понять, каковы были на тот момент его собственные воззрения на то, перерастет ли эта война в мировую или нет; к 21-му числу он, похоже, уже знал о договоре с СССР, и это, возможно, заставило его поверить в то, что фюрер совершит еще одно чудо, во что верило действительно большинство немцев. В любом случае к этому времени его отправили в Свинемюнде, на его командирский корабль, что означало: он должен был контролировать восточные, а не западные операции. Ранее было решено, что если «польский вопрос» перейдет в широкомасштабную войну, фюрер подводного флота отправится в Вильгемсхафен на «Эрвине Васснере»».

С другой стороны, его разочарование оттого, что подлодок столь мало, просматривается буквально в каждой фразе его военного дневника, который он начал вести, и сложно связать такие переживания с одной-единственной ограниченной польской операцией.

К 24-му, когда объявили о заключении пакта о ненападении с Россией и начали поступать новости о том, что и Англия и Польша проводят мобилизацию, он должен был предвидеть войну с Западом. Он потребовал в военно-морском штабе в Берлине не сокращать для его лодок уже занятые области, когда их объявят судоходными, и заявил, что эти зоны, простирающиеся только на 200 миль к западу от Англии, являются недостаточными. Ему в ответ сообщили, что величину этих зон еще не назначили! Тогда он продиктовал послание для своих лодок в Атлантике. сообщая капитанам о последних политических изменениях; послания были задержаны в Берлине; и он записал в дневнике: «Я с этим не согласен. FdU должен обладать возможностью передавать своим лодкам общую информацию, так же как и сухие приказы, если связь между командующим и подчиненными предполагается».

К этому времени еше 15 субмарин, включая U-37 с главой флотилии на борту для тактического контроля на местности, были на пути к позиции ожидания «северная круговая» в Атлантике, вокруг Фарерских островов. Согласно Дёницу, это был совершенно напрасно растянутый маршрут, на следовании которому, однако, настояли в военно-морском штабе; увеличенный расход горючего означал, что они смогут патрулировать лишь до середины сентября. Еще три лодки были готовы отплыть по тому же маршруту, флотилия маленьких лодок типа 3 также находилась на базе в Северном море и была готова отплыть, а четырнадцать других уже были на Балтике.

Этим практически исчерпывался весь подводный флот из 56 лодок; не осталось ни одной в резерве для занятия позиций, когда посланные лодки вернутся. Таково было решение Берлина. Также к этой дате, 24-му, «карманные линкоры» «Граф Шпее» и «Дойчланд» со своими кораблями обеспечения находились на пути к позициям ожидания в Атлантике. Это были жалкие, ничтожные силы для противодействия королевскому флоту. До «Дня X», нападения на Польшу, оставалось 48 часов.

Гитлер, однако, уже бушевал: британское правительство явно намерено поддержать Польшу, несмотря на удар, нанесенный договором с СССР, и его союзник, Муссолини, не был готов поддержать его самого! Он отдал приказ о задержке нападения и, позвав британского посла к себе в канцелярию, сделал отчаянную попытку вернуться к изначальным, первым правилам своей политики; он лично готов гарантировать сохранность Британской империи, вплоть до того, что согласен передать всю мощь рейха на службу британскому правительству.

Кроме возвращения к официальному диалогу Гитлер по настоянию Геринга послал в Лондон неофициального посредника; это был шведский инженер по фамилии Далерус, энтузиаст англогерманского сотрудничества, который и раньше зондировал почву в этом направлении. Биргер Далерус повидался с британским секретарем иностранных дел и вернулся в Берлин на следующий день, 26-го, и в 12.30 отрапортовал Гитлеру в присутствии Геринга, что Британия собирается оставаться верной своим обязательствам перед Польшей. К этому времени Гитлер уже разработал в подробностях планы, по которым Британия поможет ему получить Данциг без крови! Однако, сообщил он, срываясь на крик, если будет война, «то я буду строить подлодки — подлодки — подлодки!», затем с ним случился припадок бешенства, во время которого ничего разобрать было нельзя. Он взял себя в руки и снова заорал, словно на митинге в Нюрнберге: «Я буду строить самолеты — самолеты — самолеты, — и я уничтожу своих врагов!»