Шрифт:
– Что я творю?
Мне надо увидеть Германа лично. Я всего лишь проверю его – и сразу же уйду.
Останавливаюсь у квартиры, заношу кулак над дверью, но бесшумно опускаю на нее раскрытую ладонь. С указательного пальца свисает связка ключей, мини-глобус прокатывается по кисти. Взглянув на брелок, обессиленно упираюсь лбом в прохладную деревянную поверхность.
Постучать? Или войти так?
Вдруг он спит.…
Я не знаю, что скажу ему. Стараюсь не переживать о том, как он воспримет мое появление. Я просто хочу убедиться, что Герман жив. Я упустила, в какой момент он вдруг стал важен для меня, как близкий человек.
Не дыша, вставляю ключ в замочную скважину.
– Амина?
* (История Воскресенского - в книге "Лапочки-дочки из прошлого. Исцели моё сердце")
Глава 11
Яркий свет ослепляет на секунду, и я машинально прикрываю лицо рукой с зажатым в ней брелоком. На запястье мягко ложится теплая ладонь и отводит в сторону, в нос проникают знакомые запахи больницы, ненавязчивого, приятного одеколона и кофе.
Я часто моргаю, фокусируя взгляд на широкой мужской груди, облаченной в простую домашнюю футболку. Непривычно и… уютно. Невольно кружу по телу глазами, ищу место ранения, задерживаюсь там, где ткань оттопырена от кожи. Кончики пальцев покалывает от острого желания прикоснуться, приподнять край футболки, проверить повязку на боку.…
Вовремя пресекаю этот порыв – благо, сквозняки в подъезде немного отрезвляют – и с трудом перевожу дыхание.
– Добрый вечер, Герман… - шепчу сипло, еле слышно. Моя рука по-прежнему в его аккуратной хватке, и я чувствую себя пойманной с поличным. Опомнившись, добавляю отчество, чтобы звучало официально: – Герман Янович.
– Здравствуй, Амина, - бархатно тянет мое имя, обволакивает мягким баритоном. – Я ждал, когда ты ими воспользуешься, - раскрывает мою ладонь, слегка улыбается, кивнув на ключи, но молниеносно меняется в лице. Все черты ожесточаются, когда Герман грозно рявкает: - Что-то случилось? Опять твой урод дичь вытворил?
Вздрагиваю от гулкого эха, улавливаю чьи-то приглушенные шаги на лестничном пролете, округляю глаза, когда мужские пальцы крепче впиваются в моё запястье.
Нельзя, чтобы нас видели вместе. Меня в принципе не должно здесь быть. У постороннего мужчины. Под покровом ночи.
– Нет, мы даже не пересекались сегодня. Марат ждет меня дома, а я… - сама переступаю порог, без приглашения, чтобы спрятаться в квартире от любопытных соседей.
– Хотела узнать, как вы?
Последние слова чуть ли не шепчу ему в губы – настолько мы близко друг к другу. Герман наклоняется вперед, захлопывая дверь за моей спиной, а я в этот момент запрокидываю голову.
Так и замираем.
Вплотную, но не касаясь. Глаза в глаза.
– Ерунда, всё нормально, - дернув уголки губ вверх, хрипло выдыхает он. Усмехается, но взгляд серьёзный, глубокий и опасно темный.
– Царапина, только зря казенные бинты потратили, - подшучивает, однако атмосфера между нами лишь накаляется. – Это все, ради чего ты приехала? И тебе ничего не нужно? Помощь? Деньги?
– Нет, я как раз хотела поблагодарить вас за юриста… - сглатываю сухой ком в горле. С каждой секундой близости говорить становится все сложнее.
– Это же вы оплатили услуги?
– Тцц, Амина, б… - глотает ругательство. Выдохнув, продолжает мягче, будто не хочет меня пугать. – Не выкай мне, пожалуйста. Мы не на работе.
– Спасибо… тебе. Но я обязательно верну долг. До копейки. Просто немного позже, хорошо?
– Не надо, - наклоняет голову к плечу, изучает меня с прищуром.
– Значит, ты не передумала разводиться?
Не знаю, почему, но его вопрос оскорбляет. Герман не верит в меня? Принимает за покорную овцу? Впрочем, совсем недавно я и сама себя такой считала.…
– Завтра подписываю бумаги, - выпаливаю дерзко, вскидываю подбородок, и его тут же подцепляют горячие пальцы.
– Почти свободна?
Жаркое дыхание мажет по щеке. Запускает необратимые процессы в сердце, которое последние несколько минут работает на износ. Но я нахожу в себе силы отрицательно мотнуть головой.
– Ещё нет…
– Тем не менее, ты здесь, - озвучивает факт, который я сама не могу объяснить.
– Наверное, зря? – беспомощно уточняю, осознавая, что угодила в ловушку и не хочу выбираться.
– О-очень зря, - укоризненно тянет, проводит носом по моей скуле, прижимается щекой к виску, где бешено стучит кровь.
– Знаешь, обо мне ни одна баба не заботилась, разве что за деньги. И уж точно никто не срывался ко мне посреди ночи. Через весь город, - рвано нашептывает мне на ухо, и каждое слово отзывается волной мурашек по коже. Волоски на холке становятся дыбом, а на затылок тут же ложится большая ладонь. – Хрен я тебя куда отпущу теперь.
Пальцы массируют шею, зарываются в прическу, распустив и безнадежно испортив её, сгребают локоны в кулак. Герман неотрывно смотрит на меня, улавливая малейшие изменения мимики, будто испытывает на прочность. Следит за каждой реакцией. Не нападает, а ждет отклик. Зеленый сигнал.