– Скальпель!

Общая анестезия. Вертикальный разрез.

Действую как робот. Быстро, четко, безэмоциально.

Программа сбивается на доли секунды, когда в моих руках оказывается ребёнок. Сердце екает под медицинским халатом. В ушах звучат её последние слова: «Это твой ребёнок, спаси его».

– Дыши!

В унисон с первым детским криком, слабым и вибрирующим, раздается опасный писк монитора.

Делаю знак Лане, но акушерка лишь заторможено моргает. Выругавшись, сам передаю неонатологу притихшего, быстро уставшего новорожденного – и больше не смотрю в его сторону.

Пытаюсь реанимировать мать, но вместо этого приходится констатировать время смерти. По крайней мере, я исполнил её последнюю волю.

«Спаси нашего сына»…

Оставив персонал в операционной, бреду в коридор, где больше воздуха. Стягиваю окровавленные перчатки с рук, рывком убираю маску, и она повисает на одном ухе. Плевать.

Упираюсь спиной в стену и опускаюсь на корточки, облокотившись о широко расставленные колени. Делаю глубокий вдох, задерживаю кислород в легких. Запрокинув голову, гипнотизирую пустым взглядом квадратные лампы на белоснежном потолке.

– Герман, - ласково шелестит совсем рядом, а на лицо падает тень.

Уголки губ на секунду дергаются вверх, но полноценно улыбнуться так и не получается. Выходит кривая гримаса.

Я словно парализованный. Все мысли о ребёнке, который отправился в кувез.

– Да, Амина? – бросаю деловито, как мы обычно общаемся на рабочем месте.

– Полиция ждет в ординаторской, - сообщает коротко, отзеркалив мой тон. Всё-таки умница. Без истерик.

– Подойду через пару минут, - прикрыв глаза, надавливаю пальцами на переносицу. Непрошеная головная боль простреливает лобную долю.
– Успеют ещё меня по допросам и судам погонять, мать их.… - хмыкаю устало.

Амина заглядывает в операционную через щель в приоткрытой двери, тяжело вздохнув, приседает рядом со мной. Некоторое время молчим вместе, и я благодарен ей за эту тишину.

– Ты сделал все, что мог, - успокаивающе шепчет, проводя ладонью по моему плечу. Берет за руку, пачкается в каплях крови.

– Я знаю, - киваю уверенно.

– А ребёнок? – сипло, едва уловимо.

– Жив, - коротко и по факту.
– В инкубаторе. На выхаживании.

Не озвученный вопрос застывает на её искусанных губах. Вместо него негромко доносится:

– Надо найти родственников.

– Пусть полиция этим занимается, - пожимаю плечами, игнорируя легкий намек. Я пока что сам ни хрена не понимаю.

– Ты прав.

После беседы с правоохранителями собираюсь вернуться к Амине, обсудить все произошедшее, однако ноги уносят меня в отделение интенсивной терапии. К недоношенному малышу. Которого назвали моим.

В палате стелется мягкий свет и царит тишина, нарушаемая слабым писком приборов. Приподнимаю свисающий край ситцевой пеленки, заглядываю в прозрачный инкубатор. Внутри на теплосберегающем матрасе, как в гнездышке, мирно спит ребёнок. Красный, сморщенный, в одном подгузнике, который кажется необъятным на крошечном тельце. Тонкую, хрупкую кожу покрывает пушок, кулачки крепко сжаты, острые коленки раскинуты, как у лягушки.

Краем глаза читаю стандартную метрику на бирке. Время рождения, рост, вес... Всего два килограмма. Котенок, а не человек. Впереди у него борьба за жизнь. И этот путь ему придется преодолевать в одиночку, если его близкие так и не появятся.

С одной стороны, ничего необычного. На практике я сталкивался с более тяжелыми случаями, да и летальный исход у меня не первый. К сожалению, ни один врач не застрахован от потери пациента. Мы не боги. Каждый – со своим кладбищем. А сколько сложных родов я принял и разных младенцев повидал, в том числе и с экстремально низкой массой тела...

Но именно этот мальчик.… почему-то не отпускает.

Я возвращаюсь к нему на следующий день, ничего не сказав Амине. Думаю, она сама догадывается, где я пропадаю перед работой, но лишних вопросов не задает. Ждет, когда сам признаюсь. А у меня нет ответов. Только интуиция и что-то колющее за ребрами.

– Как его состояние? – спрашиваю вошедшего неонатолога.

– Стабильное, - подходит ближе. Погружает руки в перчатках в инкубатор, касается малыша, а тот инстинктивно вздрагивает.

– Что-нибудь нужно? – хмуро уточняю, пристально наблюдая за манипуляциями с недоношенным.

– Самое необходимое у нас есть, но…

– Список мне составь, я всё оплачу, - выпаливаю неожиданно для самого себя.

Прокручиваю телефон в руке, открываю входящее сообщение от Амины. Волнуется, пишет, что меня вызывают. Быстро набираю короткий ответ: «Скоро буду», но не спешу покинуть палату.

Мальчик начинает мяукать дрожащим голоском – нормально кричать ещё не может. И это плохо. Его бы перевести в хороший центр, а лучше.… ко мне в Германию. Со своими специалистами и новейшим оборудованием мы быстро кроху выходим и без осложнений, возможных в его ситуации. Но как я это Амине объясню? А самому себе?