– Вы и об этом узнали, - усмехаюсь, чувствуя неловкость. Женщины приняли меня, утаив правду от Демина, а я отплатила им ложью и недоверием.

– В поселке, где все друг другу или родственники, или сваты, или коллеги, сложно что-то скрыть. Да и набор витаминов в твоей комнате более чем красноречив. Я понимаю, что ты акушерка – и сама себе доктор, но… Квалифицированная помощь тебе не помешает. В конце концов, роды ты сама у себя точно не примешь. А что нам прикажешь делать в экстренной ситуации? Не дай бог, что-то случится.… Германа вызывать?

– Я прошу прощения, мне искренне стыдно, но поймите… Я боюсь обращаться в больницу, - выдыхаю честно, впервые открыто делясь своими страхами. – Мой бывший муж… Марат, - произношу его имя и передергиваю плечами. Сердце заходится в груди от паники. – У него связи всюду, а я не хочу, чтобы он меня нашёл… Нас...

Я бережно накрываю едва оформившийся животик, который прячется под расклешенным платьем. Пока что я выгляжу, скорее располневшей, чем беременной, но очень скоро мое положение уже невозможно будет скрывать.

– Давай вызовем Германа, - невозмутимо предлагает она. – Что бы между вами ни произошло, своего ребёнка он не бросит и тебя защитит.

Молчу, стиснув зубы до скрипа. В ее словах есть здравое зерно, однако что-то останавливает меня. Не могу выбросить из головы последние слова той женщины, которая просила Демина спасти их сына. Этим он сейчас и занимается – исполняет последнюю волю умершей. Разве я имею право ему мешать? На чаше весов – крохотная жизнь, что висит на волоске, а у нас с малышом и так все хорошо.

– О, легок на помине! – ворчит баба Стефа, которая до этого дремала в кресле с кошкой на коленях. Тянется к старому кнопочному сотовому, потому что к современным моделям так и не привыкла, и с прищуром изучает маленький экран. Надевает очки, морщится и вдруг восклицает: - Гера звонит, чёрт немецкий! Неужели вспомнил о нас, и года не прошло, - несмотря на грубые слова, она не может скрыть радости.

Мы все соскучились...

Демин редко давал о себе знать на протяжении последних месяцев. Позвонил в первые дни, спросил обо мне и, получив отказ, больше не тревожил бабушку. Исправно присылал им деньги, но лично не приезжал. Поверил... Видимо, решил, что я вернулась к Марату.

– Ты уверена, что всё ещё не хочешь с ним разговаривать? – хлестко бьет мучительным вопросом тетя Эля, пока Стефа довольно поднимает трубку.
– Мы не сможем вечно прятать тебя у него под носом. Да и нужно ли? Разве Герман этого заслуживает?

– У него там трехмесячный сын от другой, - одними губами выпаливаю правду, которую скрывала до настоящего момента.

Звон сервиза раздается на всю комнату, резонирует со скрипучим голосом бабушки, которая в своей резкой манере приветствует Демина, пропустив мимо ушей мое признание. Зато взгляд Элеоноры проникает в самую душу. Изящная чашечка вылетает из ее рук, что тут же сжимаются в кулаки, разбивается вдребезги, а по полу растекается темное пятно кофе, вперемешку с острыми осколками.

Время застывает. В жарком, натопленном помещении становится по-зимнему холодно, будто кто-то открыл дверь и впустил внутрь уличный мороз. В повисшей тишине раздается искаженный динамиком голос Германа, который заводит мое обледеневшее сердце и заставляет его биться чаще.

– Скажи, ба, Амина не появлялась?

– Ты каждый раз о ней спрашиваешь, но не говоришь, что случилось, - мастерски уходит от прямого ответа Стефа, при этом укоризненно смотрит на меня.

Сморщив лоб до глубоких борозд, она дергает подбородком, уточняя, не пора ли признаться. Я растерянно опускаю голову, борясь с чувствами, а вместо меня тетя Эля выставляет перед собой ладонь в запретительном жесте. Она зла на племянника и не скрывает разочарования, и я начинаю жалеть, что призналась. Не хотела ссорить близких людей, но невольно сделала это.

– Неважно, - обречённо цедит Демин.

– Так приезжай, а то бросил девку на произвол судьбы и укатил, бестолочь, - не выбирает выражений бабушка. Они с Элеонорой давно хотят свести нас вместе и заставить поговорить, однако расстояние и обстоятельства вносят свои коррективы.

– Обязательно приеду, - отзывается он, заставляя мою кровь вскипеть и быстрее потечь по венам.
– Позже… Застрял в клинике дольше, чем рассчитывал. Но сейчас уже все налаживается. Буквально пара дней ещё, и нас выпишут.

Неосознанно улыбаюсь. Значит, малыш идет на поправку. Я и не сомневалась, что Герман вылечит сынишку. Это его призвание – спасать людей. Только нас не смог…

Ласково провожу ладонью по животу, внутри которого вновь бултыхается рыбка, словно кроха слышит и узнает папин голос.

Скоро вы встретитесь, если опять что-нибудь не помешает...

Бежать я не намерена, да и некуда больше. Лучше останусь с людьми, которые не желают зла моему ребёнку, не отправляют меня на аборт и… наверное, любят. Иначе не терпели бы столько времени.