Это сон. Нескончаемый ночной кошмар. Проснуться бы, а она, как обычно, под боком. Сгрести в охапку и не отпускать… Но суровая реальность бьет наотмашь.

– Верно. С Маратом, - довольно тянет моя несостоявшаяся теща, смакуя имя обожаемого бывшего зятя.
– Кстати, желаю скорейшего выздоровления вашему сыну, Герман. Пусть бог бережет малыша.

– Тцц, откуда?...
– цыкаю зло, и тут же догадываюсь: - Амина сказала…

– У моей дочери нет от меня секретов. Прошу вас, не мешайте им с Маратом. Вы и так изрядно испортили ей жизнь. Сбили с толка, но теперь у них снова все будет хорошо.

Говорит так спокойно и уверенно, что у меня закипает все внутри. Крышу срывает под напором горячего пара, и я больше себя не контролирую.

– Я приеду и один хрен заберу ее, - выплевываю с угрозой.
– Не дай бог этот выродок хоть пальцем мою женщину тронет, вы все об этом пожалеете, ясно вам?

Мать Амины отключается. Блокирует мой номер, чтобы я не смог дозвониться.

Думает, меня это остановит? Плохо она меня знает.

Плюю на все планы в Германии. В телефонном режиме раздаю поручения медперсоналу, а сам еду прямиком в аэропорт. Беру билеты на ближайший рейс, заведомо зная, что не застану Амину в нашей квартире. Но всё равно лечу к ней, умирая и разлагаясь по дороге.

Неужели нет у меня больше дома?

Амина

Затаив дыхание, наклоняюсь к беременной. Мне надо поставить ей капельницу, снимающую тонус, а меня.… тошнит. Запахи лекарств и дезинфицирующих средств настойчиво проникают в нос, раздражают рецепторы, вызывают знакомый спазм в желудке. Меня скручивает так сильно, что едва сдерживаюсь.

– Долго надо лежать? Что это за лекарство? Для ребёнка не вредно? А оно поможет? Что делать, когда закончится? Вдруг воздух попадет в вену? – девушка тарахтит без умолку. Впервые попала на сохранение, поэтому дико нервничает. Искренне сочувствую, но в ответ лишь качаю головой, крепко сжав губы. – Хочу мужу позвонить. Он переживает и ждет, когда можно будет за мной приехать. Отпустите на ночь?

Муж… Всё правильно…

Слабо киваю, выдавливаю из себя легкую улыбку, в то время как в груди орудует мясорубка. К горлу подкатывает ком тошноты вперемешку с горькими слезами. Утихомирив гормоны и совладав с эмоциями, концентрируюсь на пациентке.

Отключаю чувства, призываю опыт. Без труда нащупываю вену, аккуратно ввожу иглу, фиксирую катетер. Все это время не дышу. Отрегулировав скорость капель, успокаивающе провожу ладонью по холодной, тонкой руке.

– Все хорошо, не волнуйтесь, - сипло произношу, чтобы приободрить. Невольно впускаю в себя смесь запахов, к которым присоединяется сладкий шлейф чужих духов, и срываюсь.
– Я сейчас, - успеваю шепнуть прежде, чем пулей вылететь в коридор.

Чудом добираюсь до туалета, и, стоит лишь склонить голову над унитазом, как все нехитрое содержимое моего желудка просится наружу. Спазмы не прекращаются, даже когда меня уже рвет водой.

Ранний токсикоз. Ничего хорошего. Мне бы самой лечь под капельницу и заняться своим организмом, который тяжело встречает малыша, будто не хочет его принимать. Вместо того, чтобы сберечь продолжение любимого мужчины в себе, я поддаюсь нервному срыву, каждую ночь рыдая в подушку в полном одиночестве.

Надо встряхнуться, двигаться дальше, и я обязательно сделаю это, но сейчас.… снова возвращаюсь к унитазу. От надрывного кашля дерет горло.

– Ами, ты бы отпуск взяла или больничный, - участливо шелестит сверху. – Это же не отравление?

Молчу.

Краем глаза улавливаю, как Лана приседает рядом, бережно поправляет мои сбившиеся волосы.

– О тебе и Демине все отделение судачит, - тихо признается. – Кто-то видел, как ты из кабинета УЗИ выходила. Выводы сделали. Ты как? Давай противорвотное введу. Сама же знаешь, что в твоем положении нельзя допускать истощения и обезвоживания. О ребёночке надо думать.

– Сама разберусь, - поднимаюсь неспешно, чтобы не потерять сознание. Ноги ватные, голова кружится. – Отпрошусь у дежурного врача, заеду в аптеку, а дома приму все необходимое и отлежусь, - лепечу, пока бреду к раковине.

Стараюсь не смотреть на свое отражение, чтобы не пугаться бледного, измученного вида. Полощу рот, умываюсь холодной водой, дышу глубоко.

Становится легче, но фраза Ланы вонзается как нож в спину:

– В ординаторской Богомолова...

После отъезда Германа бывшая заведующая жизни мне не дает, придирается к мелочам, ставит подряд ночные дежурства, словно мстит за утраченную должность и заодно наказывает от лица Марата. Она следила за мной, когда я была замужем, продолжила доносить на меня Сафину после развода, а в последние дни будто с цепи сорвалась, почувствовав, что меня больше некому защитить.

Больно… Ведь она права.

Без Германа мне очень плохо, хоть я стараюсь не подавать вида. Склеиваю разбитое сердце по кусочкам. С каждым днем все сложнее, потому что чувствую… он не вернется. Знает, что не прощу. Останется с ребёнком в Германии, усыновит его, будет растить как единственного наследника. Сейчас это самое важное, ведь он считал себя бесплодным.

Возможно, однажды вспомнит обо мне как о приятном приключении в командировке, а я.… никогда его не забуду.

У меня теперь новая жизнь и свобода, о которой я мечтала, разводясь с Маратом. Подумываю о том, что придется искать другую работу, ведь в больнице почти все связаны с бывшим. Затравят по его указке.