В этом прекрасном и горько-сладком ромкоме враги, объединённые общей потерей, отправляются в путешествие через всю страну, чтобы получить второй шанс.
Мэдди Сандерсон готова исполнить последнюю волю своего старшего брата — развеять его прах в восьми местах, которые 29-летний искатель приключений так и не успел посетить, прежде чем умер от рака.
Но Джош умудрился выбрать ей совершенно невозможного спутника для этого путешествия —
Доминика Перри.
Честное слово, если бы Мэдди уже не находилась на похоронах брата, она бы его за это убила.
Да, Дом был лучшим другом Джоша с самого детства. Но он также и тем самым мужчиной, который однажды разбил сердце Мэдди, когда она была достаточно наивна, чтобы отдать его ему.
Но раз уж Дом настаивает на том, чтобы следовать правилам, а Джош не оставил ей пространства для возражений, им остаётся только отправиться в совместное путешествие длиной в тысячи километров.
Исследуя новые места и снова сталкиваясь с их непростой историей, они постепенно возвращаются к тому, что когда-то их связывало.
Когда снежная буря вынуждает их разделить одну постель, Мэдди начинает подозревать, что её брат решил заняться сводничеством с того света.
Но когда горе снова вскрывает старые раны, одной только призрачной поддержки Джоша будет недостаточно.
Мэдди придётся найти в себе силы довериться Дому по-настоящему.
Глава 1
Зима
Проклиная убогий Wi-Fi в похоронном доме, я думаю, делает ли меня ужасной сестрой то, что я спряталась в кладовке во время поминок брата, чтобы поработать.
— Ну, ты ведь и не хотел похорон, правда? — шепчу я в сторону полок с чистящими средствами, словно Джош сейчас призраком сидит рядом с бутылками лимонного полироля для полов. — Ты хотел, чтобы мы арендовали прогулочный корабль с алкоголем и колотили пиньяты с твоим лицом.
Мой брат не выносил мрачности. Он был тем, кто всегда шутил. Прирождённый комик, способный даже в самые тёмные моменты выдать такую шутку, что ты захохочешь, пока вокруг рушится мир.
Как сейчас. Если бы только он был здесь.
Но если бы Джош был здесь, не пришлось бы устраивать этот напыщенный траурный ритуал, которого он не хотел.
Если там, за гранью, есть какая-то жизнь, где он парит в невидимом измерении, то сейчас он снова умирает — на этот раз со смеху, наблюдая, как я сижу на наполовину пустой коробке с туалетной бумагой, пытаясь потушить цифровой пожар на работе, в то время как мои колготки так чешутся, что я расчёсываю их до дырки на левой ягодице.
— Пожалуйста, — говорю я ноутбуку, когда мой обновлённый отчёт наконец-то отправляется. Не уверена, кому именно адресованы мои слова — начальнику на другом конце страны или призраку брата. Скорее всего, обоим.
И вот, когда мне уже кажется, что я успешно провернула свою скрытую операцию и могу вернуться в зал, полный скорбящих, дверь кладовки распахивается.
Я пискнула от неожиданности и отпрянула назад, что оказалось ошибкой — моя задница как раз попала на пустую половину коробки. Картонная крышка прогнулась, и я рухнула внутрь, сложившись пополам, ноутбук врезался мне в грудь, а ноги в колготках взметнулись в воздух.
День стал ещё хуже. Я и не думала, что это возможно.
— Чёрт. Мэдди. — Глубокий голос произнёс моё имя с излишней фамильярностью. — Ты в порядке?
Нет. Нет, я совсем не в порядке.
Причин для этого — бесконечный список.
Во главе списка — мой брат, человек, которого я любила больше всего на свете, ушёл всего за три месяца до своего тридцатилетия.
Но прямо сейчас я не в порядке потому, что человек, который спрашивает, как я, — это тот самый мужчина, который когда-то мастерски разбил мне сердце.
Доминик Перри.
Лучший друг Джоша. И человек, встречи с которым я надеялась избегать до конца своих дней.
Но сделать это сложно, когда он шагает ближе, протягивая руки, чтобы помочь мне выбраться из картонной западни.
И, разумеется, выглядит он как чертовски обаятельный герой в сияющих доспехах, приходящий на помощь. Дом был невыносимо красив с того самого момента, как его лицо догнало длинный прямой нос. Чётко очерченная челюсть, тёплые карие глаза, способные заставить довериться даже наивную книжную червячку, и чёрные волосы, которые ложатся в раздражающе идеальную волну над бледным лбом, обрамляя уши, чуть торчащие, но именно настолько, чтобы это выглядело очаровательно.
Сегодня он в чёрном костюме, который сидит на нём безупречно.
Разве похоронные костюмы не должны висеть мешком? По моей теории, горе должно заставлять одежду топорщиться и сползать в самые неподходящие стороны. Это единственное оправдание моему мешковатому, странно облегающему платью, которое я откопала в глубине шкафа.
— Всё прекрасно. Правда. Просто мечта. — Я пытаюсь подняться исключительно на силе собственного позора.
Не выходит. Всё, чего я добиваюсь, — это того, что мои волосы падают мне на лицо, напоминая, что я потратила всё утро, мучая их плойкой и лаком, чтобы добиться хотя бы половины той идеальной волны, которая у Дома выходит сама собой. Но даже если бы я вмазывала в них клей, они всё равно бы к концу дня просто повисли безжизненными прядями.
— Подожди. — Сильные руки подхватывают меня за локти и без труда ставят на ноги.
Когда я, наконец, обретаю равновесие, быстро отшатываюсь в сторону, подальше от его широкой груди и запаха какого-то загадочного парфюма, напоминающего заснеженный кедровый лес, где мужчины в фланелевых рубашках колют дрова просто ради удовольствия.
На таком можно было бы зарабатывать. Продавать туда билеты. Уйти на пенсию в двадцать шесть лет.
Дыша ртом, я осматриваюсь в поисках чёрных туфель, которые сбросила, как только осталась одна, потому что они сжимали мои пальцы так, как и должны делать траурные туфли.
— Что ты тут делаешь? — спрашивает Дом, его голос звучит низко и хрипло, пробегая по моей коже мурашками.
— Замышляю мировое господство, разумеется. Джош должен был заниматься внешней политикой, но теперь он оставил мне вдвое больше работы. Непростительно с его стороны. Планирую подать жалобу.
Я уже говорила, что у нас в семье с чувством такта туговато?
По большому счёту, забиться в кладовку — в интересах всех присутствующих. Эти незнакомцы хотят увидеть, как я красиво плачу. (Но это вообще физически возможно? Кто может рыдать, чтобы при этом не выглядеть покрасневшей, сопливой развалиной?) Никто не пришёл на этот карнавал депрессии, чтобы слушать мой мрачный сарказм о покойном брате.