Я почти забыла, что Дом в комнате. Ладно… вру. Но пока он молчит, мне легче делать вид.

Адам надувает губы, глядя поверх моего плеча.

— Что? Я просто хотел сделать Мэдди комплимент.

— Только не так, — рычит Дом за моей спиной, и я с трудом сдерживаю дрожь, ненавидя, как каждая клеточка моего тела жаждет обернуться и увидеть выражение его лица.

Но я не отвожу взгляд от Адама.

— Я хочу услышать комплимент, — говорю я. Было бы неплохо получить хоть какой-то заряд уверенности после того, как мама и бабушка устроили мне полный разбор.

Адам снова улыбается, нацепляя на лицо ангельски невинное выражение.

— Спасибо, Мэдди. Я всего лишь хотел сказать, что тот фиолетовый бикини… — он делает паузу, ожидая, что старший брат его снова оборвёт. Дом молчит, так что Адам продолжает, заговорив быстрее: — …делал твою грудь просто потрясающей и сыграл главную роль в моих подростковых фантазиях.

— Адам! — миссис Перри ахает, Картер давится кашлем, а Дом издаёт злобный рык, появляясь у меня слева и устремляясь к брату.

Но я успеваю первой.

Бросаюсь Адаму на шею, и этот здоровяк с лёгкостью поднимает меня в медвежьих объятиях.

— Спасибо, — шепчу ему на ухо. — Мне это было нужно.

— В любое время. — Он понижает голос до моего уровня. — Если тебе надо расслабиться, приходи ко мне. У меня есть немного травы. Качественная штука. Только лучшее для Мэдди Сандерсон.

Когда он ставит меня на землю, я делаю то, чего совсем не ожидала сегодня.

Я смеюсь.

Мысль о том, что Дом всю жизнь пытался держать своих братьев в узде — и всё равно один из них умудрился протащить косяк на похороны, приносит мне ни с чем не сравнимое удовлетворение.

— Ну ты и мастер ухаживаний, — усмехаюсь я. — Спасибо за щедрое предложение.

Дом хмурится, переводя взгляд между нами, не зная, что именно его младший брат только что прошептал мне на ухо.

Ну что ж, повезло ему, что у него хотя бы есть живой брат, на которого можно злиться. Эта мысль напоминает мне о моей собственной потере, о моей злости. О причине, по которой я позволила Дому утащить меня в эту комнату.

— Ты что-то говорил про исполнение, — напоминаю я, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало обвинение.

Дом ещё мгновение колеблется, а потом подходит к столу и берёт в руки пухлую папку на завязках.

— В завещании Джоша сказано, что в этой папке есть письма для каждого, кто находится в этой комнате.

Письмо. У меня вспотели ладони, сердце колотится, и я снова представляю, как мой брат появляется передо мной, готовый поговорить со мной после смерти. Это всё, чего я хочу. Ещё немного времени с ним.

Дом начинает вытаскивать конверты один за другим, зачитывая имена.

— Сесилия Сандерсон. Флоренс Сандерсон. Мама… кажется, это для тебя и папы. Картер. Адам.

Я, я, я. Скажи моё имя. Дай мне письмо!

— Розалин.

Я вздрагиваю и резко поворачиваю голову, успевая увидеть, как она выходит вперёд и принимает частичку моего брата. С её бронзовыми кудрями, убранными в высокий пучок, я отчётливо вижу слёзы, стекающие по щекам. Вот кто умеет красиво плакать. Даже в горе Розалин выглядит восхитительно.

Я не заметила, когда она вошла, но должна была догадаться.

Конечно, жена Дома здесь.

Доминик и Розалин Перри. Идеальная пара. Два лучших друга Джоша.

В другое время я бы снова загнала себя в болезненный водоворот сравнений с женщиной, которую Дом выбрал вместо меня. Но сегодня есть кое-что поважнее.

Моё письмо.

Дай мне моё письмо.

— Осталось только одно, — пробормотал Дом, и я не сдержала злорадную ухмылку.

Мистер Ответственный Засранец получил право зачитывать завещание, но не удостоился персональной записки.

Ну что, кто теперь любимчик Джоша, а?

Я прикусываю губу, чтобы не выпалить эту язвительную реплику вслух, не желая показывать семейству Перри свою внутреннюю злобную зомби-версию.

Дом вытаскивает самое толстое письмо из всех — один из тех длинных юридических конвертов, которые дополнительно закрываются металлической застёжкой.

— Давай сюда. — Я тянусь за ним, обезумев от жажды получить хоть частичку Джоша.

— Оно не твоё.

Дом уставился на последний конверт, нахмурив густые брови.

— Что?

Мой голос разрезает воздух, острый и ледяной, как сосулька, брошенная словно кинжал. В комнате воцаряется тишина. Все замирают, держа в руках свои конверты, ещё не вскрытые.